«Вокруг – узкие улочки и старинные здания бывшей испанской столицы, внушительного вида древний форт Сан-Маркос, где мне нравится сидеть в лучах солнца среди башенок, тихий старый рынок (теперь здесь прогулочная зона со скамейками) на Площади Конституции. Поскольку туристический сезон закончился, в целом здесь царит атмосфера древней, неиспорченной и неспешной цивилизации. Город основан в 1565 году, за сорок два года до появления первых колонистов Джеймстауна и за пятьдесят пять лет до того, как нога пилигрима ступила на Плимутский камень. Здесь же в 1513 году Понсе де Леон отправился на тщетные поиски… Уезжать отсюда будет очень сложно, все равно что вырывать зуб…»2
Лавкрафт все-таки уехал из Сент-Огастина примерно двадцать первого мая, так как Генри С. Уайтхед, его новый друг по переписке, настойчиво приглашал Говарда погостить у него в Данедине, небольшом городке на полуострове к северу от Сент-Питерсберга и Клируотера. За эти три недели, проведенные Лавкрафтом у Уайтхеда, накопилось на удивление мало писем к Лиллиан, поэтому мы практически ничего не знаем о том периоде – лишь что и обстановка, и сам хозяин Лавкрафту очень понравились. Также он познакомился с некоторыми друзьями и соседями Уайтхеда, в том числе с молодым человеком по имени Аллан Грейсон, которому посвятил стихотворение в двух четверостишиях под названием «К юному поэту в Данедине» – впервые за полтора года с момента написания «Грибов с Юггота» Лавкрафт вновь обратился к поэзии. Группе мальчишек из расположенного неподалеку клуба он однажды вкратце пересказал сюжет «Кошек Ултара» (текста рассказа с собой у него не было). Уайтхед оказался примерно того же телосложения, что и Лавкрафт, поэтому на особенно жаркие дни он одалживал Говарду белый летний костюм, а потом и вовсе его подарил.
Лавкрафт съездил в Тампу, самый крупный из ближайших городов, но разочаровался увиденным: «убогий и разросшийся, без намека на старинные здания или традиции»3
. Данедин тоже был не старинным, но все же приятным городком с красивыми садами, а Мексиканский залив находился всего в паре шагов от дома Уайтхеда. Лавкрафт восхищался пейзажами и в открытке Дерлету, написанной им вместе с Уайтхедом, сообщал: «Вчера вечером мы наблюдали за тем, как тропическая луна прокладывает свой загадочный путь к простирающемуся на запад заливу, волны которого омывают мерцающий пустынный пляж на отдаленном островке. Что за вид! Просто дух захватывает!»4 Цапли, журавли, фламинго и другие птицы подлетали совсем близко к Лавкрафту, когда тот читал или подписывал открытки, сидя на берегу. Любопытно, что козодои кричали совсем не так, как в Новой Англии. Незадолго до отъезда Лавкрафта Уайтхед поймал пятнистую змею, замариновал ее и подарил Говарду.То ли еще в Данедине, то ли уже после возвращения домой, месяц или два спустя, Лавкрафт помогал Уайтхеду с написанием рассказа «Ловушка». В одном письме он отмечал, что «отредактировал и полностью переработал»5
произведение, а в другом утверждал, что «основу истории предоставил сам»6. Как мне кажется, перу Лавкрафта принадлежат последние три четверти рассказа. «Ловушка» получилась увлекательной, хотя и легкомысленной историей о необычном зеркале, которое затягивает людей в странные миры с непривычной цветовой гаммой, где все живое и неживое пребывает в состоянии нематериального, сновидческого существования. Зеркало еще в семнадцатом веке изобрел датский стеклодув по имени Аксель Хольм, который жаждал бессмертия и в некотором смысле нашел его в зеркальном мире, где «„жизнь“ в плане формы и сознания будет длиться практически вечно», пока цело само зеркало. Роберт Грандисон, один из учеников школы в Коннектикуте, где преподает Джеральд Кэневин, тоже попадает в зеркальный мир, и из рассказа мы узнаем о том, как Кэневин (от лица которого ведется повествование) пытается его оттуда вытащить.