Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Далее события быстро движутся к пугающей кульминации. В сновидении Джилмен оказывается в некой комнате со странными углами вместе с Кецией, Бурым Дженкином и похищенным ребенком, которого никто не мог найти. Кеция собирается принести младенца в жертву, но Джилмен выхватывает у нее из руки нож и бросает его в бездну. Кеция и Джилмен сцепляются в драке, однако Уолтеру удается на мгновение припугнуть ведьму, показав ей распятие, взятое у соседа по дому. К ней на помощь спешит Бурый Дженкин, Джилмен сталкивает его в бездну, хотя еще до падения фамильяр завершает жертвенный обряд с кровью ребенка. Следующей ночью Фрэнк Элвуд, друг Гилмана, видит страшную картину: какое-то похожее на крысу существо прогрызает себе путь к сердцу Джилмена через его тело. В ведьмовской дом больше никого не заселяют, а много лет спустя, во время сноса, под ним находят целую груду старых человеческих костей, а также останки некого крысоподобного создания.

Нельзя не согласиться со словами Стивена Дж. Мариконды, назвавшего этот рассказ «восхитительным провалом Лавкрафта»³⁶. В каком-то смысле «Грезы в ведьмовском доме» являются самым близким к теме космизма произведением, в котором Лавкрафт по-настоящему предпринял дерзкую попытку изобразить четвертое изменение:

«Все вокруг, как органическое, так и неорганическое, не поддавалось описанию и даже пониманию. Неорганические массы Джилмен иногда сравнивал то с призмами, то с лабиринтами, скоплениями кубов и плоскостей и с исполинскими строениями, а органические напоминали ему кучи пузырей, осьминогов, многоножек, восставших индийских идолов и замысловатые растительные орнаменты, извивающиеся наподобие змей».

В рассказе Лавкрафт достиг немыслимых размахов образности, однако впечатление портят небрежная манера письма и путаница в развитии сюжета. Он скатывается до избитого напыщенного слога, смахивающего скорее на пародию на его собственный стиль: «Все увиденное казалось невыразимо пугающим и отталкивающим… он испытал жуткий страх». Также многие детали в «Грезах Уолтера Джилмена» остались без объяснения. К примеру, что означает неожиданное появление Старцев? С какой целью похитили и собирались принести в жертву ребенка? Как Лавкрафт, будучи атеистом, позволил своей героине, ведьме Кеции, испугаться распятия? И в чем суть бездны, которая во время финальной схватки служит лишь удобным способом избавиться от Бурого Дженкина? Каким образом Дженкин выбирается из этой бездны, чтобы съесть сердце Джилмена? Все эти моменты Лавкрафт совершенно не продумал, будто задался целью создать череду поражающих воображение образов, нисколько не заботясь об их логической последовательности и связи.

И все же «космические» отрывки из «Грез в ведьмовском доме» практически компенсируют многочисленные недостатки рассказа. В названии не зря упоминаются грезы, ведь данное произведение стало вершиной всех прежних размышлений Лавкрафта о том, какой «потрясающей важностью иногда обладают сны», как сам он заявлял в «По ту сторону сна». Сновидения Джилмена не типичны, это не «слабое и причудливое отражение наших переживаний во время бодрствования», а дорога в другие измерения, обычно недоступные человеку. Пожалуй, эту мысль он выводит слишком уж очевидно с помощью появления в нашем мире фигурки из гиперпространства.

Также в «Грезах в ведьмовском доме» Лавкрафт осовременил традиционный миф о колдовстве с помощью новейших научных открытий. Фриц Лейбер, автор проницательного эссе, посвященного этому рассказу, замечает, что «это самая тщательно проработанная история Лавкрафта о путешествиях в гиперпространстве, поскольку здесь 1) дается рациональное обоснование такого рода путешествий, 2) подробно описывается четвертое измерение и 3) придуман пусковой фактор для подобного перемещения»³⁷. Лейбер подробно рассматривает эти пункты, отмечая важность отсутствия какого-либо механического устройства для путешествий в гиперпространстве, ведь иначе «ведьма» из семнадцатого века не смогла бы такое провернуть, а в рассказе Кеция прибегла к высшей математике и «мысленно» перенеслась в четвертое измерение.