Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

«Лично меня завораживал процесс редактирования, в результате которого предложения и фразы, вставленные Лавкрафтом, прекрасно сочетались с моим рассказом, тем более что в 1935 году я еще был последователем так называемой „лавкрафтовской школы“ „странной“ литературы. Думаю, даже самопровозглашенный „знаток Лавкрафта“ не сможет распознать в окончательном варианте его добавления. Все его предложения и словосочетания дополняют текст, не выбиваясь из него»⁴⁷.

И все же не удивительно, что Фарнсуорт Райт из Weird Tales отверг оригинальную версию рассказа, справедливо отметив, как сообщал Блох, что «сюжет вышел чересчур шатким для такого длинного повествования»⁴⁸. История действительно слишком объемная и неубедительная.

«Дьяволопоклонников» Блох изначально посвятил Лавкрафту, а получив отказ, попросил Говарда помочь ему с редактированием. Лавкрафт внес правки, но от полноценного соавторства отказался. Правда, он оставил немало комментариев по поводу необходимости соблюдать историческую точность, раз уж действие происходит в семнадцатом веке в Новой Англии. Внес он некоторые предложения и касательно темпа развития событий. По всей видимости, Блох исправил текст в 1949 году для публикации в сборнике «Кое-что о кошках», однако рассказ все равно не избавился от излишней многословности и довольно комичной концовки: набожный пуританин, оказавшийся в небольшом городке в штате Мэн перед толпой из сотен дьяволопоклонников, расправляется с ними, отбиваясь Библией! С тем же успехом рассказ мог лежать среди неизданных работ Блоха, пока на него не обратили бы внимание как на литературную диковинку.

Интересно отметить, как Лавкрафт отреагировал на то, что его коллеги начали быстро приходить к успеху (если, конечно, публикации в палп-журналах можно назвать успехом). В начале 1934 года он пытался предугадать, что ждет его соратников на литературных просторах: «Из всех авторов WT лишь немногие сумеют пробиться в настоящую литературу. У Дерлета точно получится, но не с помощью „странных“ рассказов. Может быть, и у Смита. У Уондри и Лонга – наверняка. У Говарда тоже есть шанс, хотя ему бы лучше использовать традиционный техасский материал. Прайс тоже мог бы чего-то добиться, только вот писательство ради заработка его раздражает, поэтому вряд ли из этого что-то выйдет»⁴⁹. Обратите внимание на последний комментарий: именно с Прайсом, автором типичной бульварщины, Лавкрафт вел самые детальные споры о наличии (или отсутствии) какой-либо ценности в палп-литературе и ее отношении к настоящим литературным произведениям. После прочтения их переписки складывается впечатление, что они так и не поняли друг друга, поскольку снова и снова высказывали одни и те же мнения и с трудом могли поставить себя на место другого.

Пожалуй, будет несправедливо поведать о споре только со стороны Лавкрафта, ведь Прайс тоже довольно убедительно отстаивает свою позицию: писательством он занялся с целью прокормить себя, так как из-за Великой депрессии был не способен найти других источников дохода, но даже такую шаблонную работу все равно можно наделить литературной ценностью или, по крайней мере, добавить в нее что-то от себя, наделить искренностью. Для Лавкрафта с его философско-эстетическим воспитанием на основе литературных идеалов восемнадцатого века (когда литература считалась изящной забавой) и дальнейшим прохождением через декадентскую эпоху и период космизма такие взгляды были неприемлемы – и не из высокоинтеллектуальных соображений, а просто потому, что он считал подобные убеждения глубоко оскорбительными лично для себя как для писателя: «Мое отношение… основано на открытом неприятии профессионального сочинительства как цели, к которой должны стремиться люди, желающие выразить себя в литературе. Всем пишущим, на мой взгляд, следует найти оплачиваемую работу за пределами литературы и ее фальшивой полутени, а в писательстве своем держаться подальше от коммерческих целей». Возмущение Лавкрафта можно понять, однако, чтобы не обижать Прайса, он уже более спокойным тоном добавляет: «Обеспечение различных коммерческих изданий искусственными шаблонными произведениями, соответствующими вкусам толпы, – вполне себе честное ремесло, и все же мне кажется, что оно более подходит для умелых специалистов, не склонных к самовыражению, нежели для тех, кому действительно есть что сказать»⁵⁰.