Конечно, в его правоте не стоит и сомневаться. Никто из авторов палп-журналов, кроме самого Лавкрафта, не стал значимой фигурой в литературе. «Ты же не станешь называть нас, неуклюжих халтурщиков из WT
, „настоящими писателями“? – язвительно спрашивал Лавкрафт у Дж. Вернона Ши в 1931 году:«…по сравнению с серьезным писательством мир популярных журналов – не более чем подполье
или карикатура. Этот мир не достоин внимательного рассмотрения, его не стоит сохранять ради будущего. Именно поэтому я не желаю идти на „уступки“ его стандартам и готов вовсе от него отречься ради достижения истинного художественного выражения, пусть даже на самом скромном уровне»51.Эту тираду (с интересными дополнениями) Лавкрафт повторял не раз на протяжении всей своей карьеры.
Иллюстрации в палп-журналах, особенно в Weird Tales
, тоже не вызывали у него особого энтузиазма. Лавкрафт даже считал их еще более низкопробными, чем сами произведения, насколько это вообще возможно. «Все это так называемое „искусство“ выглядит отвратительно, и я радуюсь каждый раз, когда Райт решает сжалиться надо мной и оставить мои работы без этих мерзостей», – писал Лавкрафт еще в 1926 году52. Некоторые из ранних художников Weird Tales ему все-таки нравились, например Дж. Аллен Сент-Джон и в особенности Хью Рэнкин (хотя Рэнкин выдал раньше времени концовку «Шепчущего во тьме», нарисовав лицо и руки Экли уже на второй странице повести. Позже, когда начали появляться знаменитые рисунки Маргарет Брандидж с обнаженными женщинами (интимные места всегда были прикрыты завитками дыма или другими изобразительными уловками), отвращение сменилось у Лавкрафта какой-то усталой обреченностью. При этом среди его друзей по переписке были ханжи почище самого Говарда, которые страстно выступали против таких аморальных иллюстраций, на что он реагировал следующим образом:«Касательно обложек WT
скажу так – слишком уж банально, чтобы сердиться. На месте этих неуместных обнаженных фигур могло оказаться нечто не менее избитое и смущающее, хотя и более уместное… Я не возражаю против обнаженного тела в искусстве, тем более что тело человека – вполне достойный предмет для изображения, природа создала его красивым. Одного я только не пойму: какое, черт возьми, отношение эти раздетые дамочки миссис Брандидж имеют к „странной“ литературе?!»53Данная цитата опровергает глупый миф о том, что Лавкрафт якобы отрывал обложки Weird Tales
, потому что его ужасно раздражали или смущали иллюстрации с обнаженными девушками. Впрочем, развенчать этот миф может и его собственная подшивка номеров журнала, хранящаяся в Библиотеке Джона Хэя в Брауновском университете – целая и невредимая.В свете его презрительного отношения к бульварному чтиву интересно отметить, что и о «настоящей» «странной» прозе, то есть о литературе «в духе Блэквуда, Дансени, Мэкена и Джеймса», как он сам отмечал в письме к Ши, Лавкрафт был не такого уж высокого мнения, как можно ожидать. В течение 1930-х годов он находил недостатки в работах каждого из упомянутых авторов, перед которыми прежде поклонялся. Например, про Мэкена он писал следующее: «Вполне естественно, что люди вроде Мэкена, чьи умы затуманены религиозным вымыслом, увлекаются идеями, которые в религии считаются ужасными и неприемлемыми. Такие люди всерьез воспринимают устаревшее и искусственно созданное понятие „греха“ с его мрачным очарованием»54
. А вот его слова о М. Р. Джеймсе: «Готов признать, что он все-таки не стоит в одном ряду с Мэкеном, Блэквудом и Дансени. Из этой „большой четверки“ он самый приземленный»55. Мнение Лавкрафта о Блэквуде в целом оставалось довольно высоким, но и он не избежал критики: «Можно смело утверждать, что Блэквуд величайший из ныне живущих авторов странного жанра, несмотря на все шероховатости его работ и неумелый стиль»56.