«Советские вожди обеспечили скудное существование наименее квалифицированным классам, предав огню традиционное наследие, в котором люди более богатого ума и культуры находили отдушину. В старом мире закоснелых устоев простой человек бесправен, заявляли они, скрывая под этим хлипким фасадом сугубо теоретический фанатизм со всеми признаками новой религии – культа, выстроенного на представлениях недочеловека об общественных ценностях и на удивительно буквальной трактовке и примитивном развитии пробных теорий и причудливых идей покойного Карла Маркса».
Может показаться, что Лавкрафту здесь страшно не за весь культурный багаж цивилизации, а сугубо за свое творчество, однако его воображаемые реформы действительно не предполагали серьезных перемен в культуре, как минимум на бумаге.
Только к самому концу жизни он принял идею общественно-экономической справедливости как есть, не из страха перед бунтом обездоленных. Капитализм – зло, долой капитализм, даешь новый экономический строй: «Я в равной степени не терплю и безделья, но зачем же изводить себя судорожными попытками свести концы с концами,
Так Лавкрафт постепенно примиряется с прогрессом, видя в нем отныне и пользу. При рациональном распределении ресурсов технологии способны положить конец нищете и физическим лишениям, однако экономико-политическая элита накрепко закостенела во власти капитала.
Пересмотрел Лавкрафт и взгляды на полную занятость – к ней он теперь стремился из чисто гуманных побуждений, отбросив страх о бунте «недочеловеков»:
«Соглашусь, что лучший рулевой предполагаемых реформ – тот, кому старый экономический уклад не приносил выгоды, однако развязывать борьбу, в моем понимании, здесь правомерно лишь за то, чтобы
Прошелся он и по ретроградам: