«Что касается республиканцев, как можно воспринимать всерьез свору напуганных, алчных лавочников-ретроградов и бездельников – баловней судьбы, которые нарочно отмежевываются от прошлого и науки, искореняют в себе всяческое сочувствие, лелеют отвратительные и замшелые идеалы, превознося неприкрытую жажду наживы и с готовностью притесняя менее ушлых? В своем ограниченном и сентиментальном мирке они говорят, думают и ведут себя по стандартам давно минувшей феодально-ремесленной эпохи; и они получают удовольствие (осознанное или нет) от лживых допущений (например, что подлинную свободу дает лишь экономический карт-бланш) или что методика рационального распределения ресурсов попирает некое абстрактное „американское наследие“… которому ни сегодня, ни в прошлом нет ни малейшего подтверждения? Республиканская мысль достойна снисходительности и уважения, проявляемых к покойнику»35
.Лавкрафт в своем репертуаре.
Прошли выборы, Рузвельт разгромил незадачливого Альфа Лэндона и самовыдвиженца Уильяма Лемке, протеже Кофлина и Фрэнсиса Э. Таунсенда, поборника пенсий по старости. Лавкрафт поневоле злорадствовал:
«Как забавен траур падких на популизм реликтовых консерваторов вокруг меня. Накануне выборов мы едва не переругались! Все не вытащить им голову из песка, горемычным. До того трепещут за свою республику, что всерьез верили в этого Лемке, Ленгстона, Ленгема или как его там! А вот кто оказался менее слеп, так это бдительная университетская братия: один профессор так и заявил, что подлость – это принять у старичка из клуба „Хоуп“, поборника конституции, ставку на Ленсдоуна (или как его там). Ну что ж, вот и урок упрямцам: общественные перемены – это волна, а волну не остановить. Кнуд пытался, да не вышло![17]
»36Последние месяцы Лавкрафт наверняка радовался, что с Рузвельтом у власти до умеренного социализма осталось недолго; этим же мог и утешаться на смертном одре.
Из его заявлений ясно, что жаждал он не только