Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Суровая правда такова, что к тридцатому году «научного» базиса у шовинизма не осталось. На острие рациональной борьбы с расизмом находился антрополог Франц Боас (1857–1942), но в материалах Лавкрафта это имя не встречается. В политическом и социальном плане от расизма тогда отрекалась и интеллигенция, к которой Лавкрафт явно был бы не против себя причислять. Уже в конце девятнадцатого века френология с ее классификацией черепов по форме и размеру (долихоцефальный, брахицефальный и так далее) терпела упадок – а в начале тридцатых он с Робертом И. Говардом зачем-то активно дискутировал на ее счет. Однако Лавкрафт хотя бы не выделял белого человека по коэффициенту интеллекта (например, согласно тесту Стэнфорда-Бине финальной версии 1916 года), как это, на удивление, имеет место в наши дни.

И все же, каким бы отвратительным и прискорбным ни был расизм Лавкрафта, на обоснованность его прочих философских убеждений он не повлиял. Да, возможно, проник в его произведения (в «Затаившемся страхе», «Кошмаре в Ред-Хуке» и «Тенью над Инсмутом» на переднем плане межрасовый брак и страх перед всем чуждым), но явным образом точно не затронул его метафизические, этические, эстетические и даже поздние политические взгляды; они не таят в своей основе шовинизма. Обойти его расизм молчанием нельзя, но стоит ли из-за него ставить крест на стольких веских и убедительных постулатах Лавкрафта-мыслителя?

Итак, расизм Лавкрафта подвергают серьезному порицанию, однако что поистине вызывает глубочайшее, праведное возмущение, так это его поддержка Гитлера и, как итог, мнение о «еврейском следе» в Америке. В начале тридцатых писатель много дискутировал об этом с Дж. Верноном Ши – и не отрекшись от своих юных фривольностей из Conservative, не «перевоспитавшись» к концу жизни, как уверяют его защитники (парадокс: к ним причисляют и Л. Спрэга де Кампа, которого критиковали за подробное цитирование расистских комментариев Лавкрафта, особенно за нью-йоркский период). Порой он и вправду обескураживает:

«Его [Гитлера] взгляд, безусловно, романтичен, незрел и окрашен эмоциональным лицемерием… Он определенно представляет опасность, но в то же время как искренни и справедливы в корне его устремления: расово-культурная преемственность, сохранение культурной традиции, свобода от версальской чепухи[19]. Цели не безумны, безумны методы. Да, он шут, но, ей-богу, такой замечательный!»⁹³

Пишет он об этом много и подробно. С позиции Лавкрафта Гитлер поступал правильно, подавляя еврейское влияние на немецкую культуру, ведь «цивилизованная и однородная нация не должна (во-первых) иметь в своем доминирующем этническом составе откровенно чуждой расовой примеси и (во-вторых) терпеть разжижение культурного потока эмоциональными и интеллектуальными элементами, которые по сути с ним не совместимы». Что не нравилось Лавкрафту в Гитлере, так это его нетерпимость даже к малым каплям еврейской крови, ведь судить полагается не по ней, а по культуре. Не верится, что Лавкрафт, заявляя о свободах мысли, самовыражения и творчества при его эталонной форме социал-фашизма, одобрял «сохранение культурной традиции» – точнее, узколобую гитлеровскую борьбу с «дегенеративными» видами искусства. Да, отчасти речь о постылом Лавкрафту модернизме (неужели он выступил бы за цензуру?), но не факт, что запрет не коснулся бы и его фантастических произведений.

То, как в целом США и Великобритания одобряли действия Гитлера, изучено на удивление слабо. Из интеллектуалов до 1937 года определенную поддержку ему выражал, разумеется, не только Лавкрафт, однако не стоит причислять его к американским нацистам (как мы помним, он не видел за ними силы) или «Друзьям новой Германии» с Германо-американским союзом, в которых заправляли преимущественно немецкие национал-социалисты и куда входили нелояльные потомки немецких иммигрантов. Союз, сменивший «Друзей новой Германии» в 1936 году, трубил в издаваемой литературе о еврейском господстве в американских власти и культуре – и у Лавкрафта, как увидим дальше, была схожая риторика. Вот только прибег он к ней на несколько лет раньше. Его не следует ставить на одну доску с американскими антисемитами тридцатых – закоснелыми ретроградами, равнявшими евреев с большевиками⁹⁴. По-моему, политэкономическую и расовую точки зрения Лавкрафт сформировал, сам размышляя о государственном и мировом положении. Его выводы так тесно переплетены с убеждениями прошлого, что единого ярко выраженного источника влияния искать не стоит.