Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Принадлежность Лавкрафта к любителям и нежелание перейти в профессиональный стан вытекли напрямую из его веры в элитаризм и презрения к стяжательству. В Америке над этим разве что усмехнутся, но, вообще-то, в среде интеллигенции это испокон веку не редкость. От изначальной убежденности, что искусство призвано изящно развлекать (взгляд восемнадцатого века), Лавкрафт через упадочничество в начале двадцатых пришел к выводу, что искусство – это чистое самовыражение, а сочинительство за гонорар хотя и по́шло, зато кормит и вдобавок напоминает заменитель подлинного творчества (дешевый и глумливый). Бесспорно жаль, что Лавкрафт не застал посмертной славы при жизни, однако без строгой эстетической принципиальности он вообще мог сгинуть в безвестности. В бульварной литературе он выделялся не только врожденным талантом, но и непреклонностью перед редакторской прихотью, диктующей, что и как писать. Снимаю перед ним шляпу. Сибери Квинн, Э. Хоффман Прайс и еще тьма канувших в спасительное забвение – вот примеры тех, кто, в отличие от Лавкрафта, пошел на сделку с совестью.

В целом неприязнь к деньгам доставила ему головную боль, которую он стойко терпел во имя искусства. У Лавкрафта, как он не раз утверждал, не было деловой жилки, с чем я не могу не согласиться. Порок это или положительная черта, зависит от того, считаете ли вы заработок как таковой благом или выше ставите этику с эстетикой.

Отсюда вытекают его проблемы с обычной работой и, как итог, беспросветная нищета. Вновь слышим здесь типично американскую мещанскую неприязнь (или зависть) к белым воронам, выскользнувшим за узкие рамки экономической нормы. Бесспорно, Лавкрафту не повезло с отсутствием специализации, но винить за это стоит, скорее, его мать с тетями, которые в свете краха после смерти Уиппла Филлипса в 1904 году не сообразили, что юному Говарду в будущем придется самому добывать средства к существованию. Через себя, по-видимому, он переступил только в последние десять лет, озаботившись поисками такого источника дохода, который не мешал бы писать в свое удовольствие, – но в Депрессию сотрудник с нулевым опытом работы выеденного яйца не стоил. И все же Лавкрафт не бездельничал, а трудился не покладая рук (пусть в основном над письмами и редактурой за гроши). Более того, на скудный доход и редкие авторские гонорары он умудрился объездить восточное побережье. Он нашел покой в привычной и спокойной обстановке, окруженный милыми сердцу книгами, мебелью и прочим. Обаяние и широкая переписка стяжали ему столько верных друзей, собратьев по перу и последователей, что позавидуют даже матерые экстраверты.

Впрочем, критика не оставила Лавкрафта и здесь. Повод находят в его одержимости всем знакомым, нелюбви к личному общению и видимой боязни новизны. В этом плане все и вправду непросто. У него не отнять страсти к своим домам, родному городу, штату, стране и культуре; страсти, что придала его прозе фактурности, глубины и правдоподобия. Нездоровая ли она? Едва ли: в период общей оседлости нетрудно прикипеть к одному месту. Здесь в Лавкрафте, полагаю, говорило утонченное эстетское чутье, требовавшее гармоничного и стабильного окружения – откуда на крыльях творческой мысли он взмывал к дальним рубежам Вселенной.

Что касается дистанцирования от знакомых, горькая правда в том, что Провиденс небогат на интеллигенцию, и для умственной гимнастики у Лавкрафта оставались разве что многочисленные друзья по переписке. Он всегда к ним стремился; к одним, на восточном побережье, ездил за свой счет, другие сами брали на себя труд приехать в гости. Реально ли это без взаимной теплоты?

Есть в его личной жизни и одно фиаско (помимо трений с матерью) – брак с Соней. Здесь он определенно подставил шею критикам. Из него вышел убогий супруг, но и Соня наверняка в обычной женской манере намеревалась перевоспитать мужа под себя, что Лавкрафт, естественно, не вытерпел. Отнюдь не из холостяцкого свободолюбия, а попросту не вынес того, что его не приняли таким, как он есть. Я по-прежнему считаю, что ему не стоило вступать в брак, но, возможно, он хотел для начала попробовать.

Не вижу смысла препарировать его сексуальную жизнь. Она и для тех лет наверняка была сдержанной, а по нынешним извращенным меркам насмешит. Лавкрафт причислял себя к наименее пылким людям, наравне с кумиром По, и благодаря этому не запятнал репутации походами по борделям, изменами и прочими непотребствами, на которые в годы сексуального пробуждения поддавалась писательская братия.