Лавровый венок для смертника

— Но ведь я только и слышал ото всех вас, полицейских Кадена: «Дон неуловим. Трудно напасть на его следы». И после всего этого какой-то там сержант доставляет меня в самое логово «крестного». — Герберт инстинктивно положил руку на то место на ремне, где должна располагаться кобура, но оружие он сдал и теперь мог получить его только на Рейдере.

— Не дрожи, лейтенант, я свой тоже оставил в машине, — успокоил его Семент. — Во спасение души. И еще одно: много дней в году дон живет жизнью своих предков по отцовской линии — то есть жизнью индейского воина: часто ходит полуоголенный, ночи проводит у костра, который разводят для него во внутреннем дворе этой озерной Бастилии, ест жаренное на шампурах мясо и молится неким индейским языческим богам.

— Тогда на кой дьявол ему этот трехэтажный замок и этот форт? Пусть уходит в горы. Или спускается на равнину.

— Нельзя. Ибо вторую часть года он проживает жизнью ирландского аристократа.

Вольф непонимающе уставился на сержанта.

— Ирландского… аристократа?

— Для этого у него есть все основания. Отец — индеец, мать — из древнего ирландского аристократического рода.

— Теперь вы понимаете, почему я всегда был противником смешанных браков? А вовсе не потому, что во мне возрождались убеждения «наци».

— Не советовал бы вам распространяться в присутствии «крестного» ни о смешанности, ни о нацистах.

* * *

Еще на подходе к озеру Герберт почувствовал, как потянуло дымком и жареным мясом.

— Могу поспорить, что сегодня ваш босс пребывает в образе вождя непокоренных индейцев, — молвил Вольф, не упустив возможности напомнить сержанту Сементу, кому он в действительности служит. Корона из перьев диковинных птиц, скрещенные томагавки на стене и краснокожие красавицы в нарядах своих предшественниц времен Фенимора Купера.

— Если вся эта тирада была произнесена только для того, чтобы изобличить меня в связях с доном Мачете, то можете считать, что упрек принят к сведению. Хотя дон Мачете не уверен, что я служу именно ему, а не Фриленду, в лице его полиции.

— В таком случае, многое остается неясным в ваших взаимоотношениях с «крестным отцом гор».

— В Кадене его называют именно так — «крестным отцом гор».

Ворота автоматически раздвинулись, войдя обеими частями в мощные стены, и полицейские оказались то ли в туннеле, то ли в десятиметровом подъезде, перекрываемом еще тремя такими же массивными автоматическими воротами. Ни одного охранника Вольф при этом не заметил, зато успел насчитать как минимум шесть автоматных стволов, неподвижно застывших в горизонтальных амбразурах на двух уровнях, нижний из которых достигал высоты ползущего человека.

— Меня удивило, сколь охотно вы согласились войти на территорию «Горного миража», лейтенант. Многих сюда доставляют связанными по рукам и ногам.

— У меня с детства тяга к миражам. В том числе и горным. Единственное, что меня волнует, — взглянул Герберт на часы, — что самолет может взлететь без меня. А следующий — только через сутки.

— Обычно дон немногословен, — вполголоса ответил Семент, тоже озабоченно взглянув на часы.

У входа на веранду, стена которой была из зеркального бронированного стекла, появился приземистый коренастый охранник в огромных — на пол-лица — зеркальных очках. Движением руки он остановил Семента и последовал вслед за Вольфом.

Предположение лейтенанта оправдалось: дон восседал посреди внутреннего двора, у небольшого костра, над которым жарились на вертеле несколько кусков говядины. Рядом возвышался самый заурядный вигвам, хотя и не лишенный элементов фольклорных декораций, поскольку очень напоминал те красочные, из расшитых орнаментом шкур вигвамы, которые выстраивались в местах бывших индейских резерваций специально для того, чтобы романтически пощипывать души туристов.

Крестный отец гор нежился в низеньком кресле, очень напоминающем шезлонг, оголенный по пояс, в плотно облегающих коричневых кожаных штанах, протянув ноги — обутые, на босую ногу, в сандалии, ничем не уподобленные индейским мокасинам, — прямо к пылающим углям. До костлявости худосочный, так и не обросший мышцами, этот сорокалетний метис значительно меньше напоминал Вольфу мужественного индейского воина, нежели сам он напоминал себе императора Священной Римской империи.

Увидев перед собой полицейского, дон Мачете взмахнул рукой, и невесть откуда появившиеся давно небритые великаны-близнецы поднесли ему два блюдца, на одном из которых стоял огромный бокал с каким-то странно пахнущим напитком, на другом — кусок жареной говядины. Вольф заметил, что оба охранника вооружены пистолетами, а на поясах висят длинные тесаки, дубинки и наручники — сугубо полицейская экипировка. «Об-наг-лели! Словно в этой стране вообще не существует полиции».

Охранник, который принес мясо, взял с подноса бутылочку, в каких обычно подают соус, и щедро полил яство.

— Жертвенная кровь, — зловонно дохнул в затылок Герберту коренастый охранник.

— Зачем? — спросил Вольф, не поворачивая головы.

— Надо есть.

— А что в бокале?

— Настойка из трав. По древнему рецепту индейцев. Надо пить.