Лавсаик Святой Горы

Отцы Нового Скита передают: когда великий в Патриархах Григорий V пришел из Святой Анны посетить ученого песнописца Иакова Новоскитянина, подвизавшегося в каливе Живоносного Источника, там не нашлось стеклянной посуды и ему подали напиться из деревянной чаши, при виде которой приснопамятный всем сердцем возрадовался. И впоследствии всегда с волнением вспоминал об этом, превознося нищету и нестяжательность тамошних насельников.

Нищета есть спутница добрых монахов и отличительный признак истинных аскетов. И доныне живут в святых скитах и честных эримитириях Афона боголюбивые души, избравшие добровольную нищету, чтобы обогатиться духовно, и радостно разделяющие с другими нищими сухой хлеб, чтобы насытиться хлебом небесным. Об этих-то «нищих Христовых» мы и расскажем далее.

Каруля

От подножия горы Афон, а точнее — от ее предгорья Кармилион[83], до круто обрывающегося в море склона простирается страшная и на первый взгляд Каруля. Безотрадное каменистое место, где весь ландшафт — отвесная скала с небольшими впадинами: ни следа зелени, ни капли воды… Склон до того крутой, что его можно принять за висячую доску с изображением отшельнических хибар, ибо укрывшиеся от мира обитатели Карули слывут, по выражению одного писателя, «стрижами Святой Горы». На этом бесплодном камне устроили себе гнезда десятка два пустыннолюбцев, жаждущих безмолвия и помышляющих о рае. В большинстве своем это русские, прочие — греки, но те и другие записаны, без сомнения, гражданами Царства Небесного. Рукоделие их скудно: изготовление четок из вервия и ракушек, ремонт книг, вязание веников, плетение корзин, и все это — чтобы не есть хлеб втуне (см.: 2 Фес. 3, 10), как и подобает тем, для кого главное и единственное делание — молитва. Среди русских преобладают затворники, никогда не покидающие келлий. За эконома у них благостный отец Александр. Сей, десятилетиями странствуя по Святой Горе, из малого рукоделия своего (вязания веников и метл) и милостыни святых обителей удовлетворяет самые насущные нужды братий. Не желая нарушать тишину своего безмолвия, они за все годы здешнего пребывания не выучились по-гречески и не скрывают этого. Из греков же едва ли не все — бывшие монастырцы, соблазнившиеся изменением календаря и не допускающие поминовения Патриарха как виновника этого изменения. В остальном они достойны всяческого почитания как дивные своим самоотвержением (так что и само заблуждение их происходит от великой строгости к себе) и добровольной нищетой во спасение души.

Что для египетских монахов было «внутренней пустыней», то для афонских отцов — «страшная Каруля».

На высоте пятнадцати-двадцати метров над морем эримит-затворник, точно птенец врановый (ср.: Пс. 146, 9), дожидается, покуда в спущенную на веревке корзину положат с проплывающей внизу лодки ломоть хлеба. Но такое возможно во время штиля, а часто ли бывает штиль на море, поглотившем флот Ксеркса? Да и насыщался ли кто подаянием случайных рыбаков? К тому же «карули»[84] свои (от которых пошло название места[85]) эти ловцы хлеба насущного вытягивают и утром и вечером большей частью пустыми, ибо весла теперь заменены моторами, а простые сети — глубоководными тралами. Словно раковины, прилепившиеся к скалистому мысу, ожидают они росы небесной, чтобы прохладить язык. Много ли найдется из нас таких, кто не покачает недоуменно головой и не пожалеет их как совсем пропащих? И будет по-своему прав, ибо говорит и думает, как «сущие от земли». Но сущие с небес помышляют о небесном и странствуют в небесах. Они — орлы небопарные, мы же, низколетные утки, высмеиваем то, к чему неспособны сами.

Посетить эти эримитирии было моим заветным желанием долгие годы. Но проросшие с ним вместе плевелы многоразличных забот заглушали его. И вот к концу жизни благодать Божия сподобила меня после сорокалетнего пребывания на Святой Горе оказаться в этом пустынном месте, которое освятили и доныне освящают боголюбивые души и до которого, к стыду моему, от нашего монастыря всего лишь сорок минут морского пути.

Прославляю всеблагого Бога, удостоившего меня такого паломничества, такого спребывания и общения со святыми Его, живым сокровищем православного монашества — сокровищем, которое и я в смиренном своем усердии попытаюсь посильно запечатлеть.

Карульские отцы

Не впаду в преувеличение, назвав их птицами небесными (ср.: Мф. 6, 26), ибо лишь на небо взирают они и, как я уже сказал, мысленно по нему странствуют.