Лавсаик Святой Горы

Итак, пусть придут сюда философы мира сего, находящие христианскую цивилизацию непригодной для мирного сожительства народов. Пусть увидят они дивный пример братской по Богу любви и уяснят различие между чудовищным состоянием «классовой борьбы», в которую ввергли несчастное человечество прогрессистские идеи двадцатого века, и вседневным исполнением правила: Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10, 24).

Сегодняшняя Катунакия переживает время двойного испытания. Во-первых, нищие отцы, кормившиеся до сих пор от рукоделия, теперь оставили его как не находящее спроса. Ложки и гребни, печати для просфор, чаши и другие поделки из дерева вытеснены промышленными изделиями из металла, фарфора и пластмассы. К тому же и леса, дававшие подходящую древесину, семь лет назад выгорели, а найти нужный материал на уцелевших участках — задача нелегкая. Другое испытание, будучи следствием первого, но скорее духовного порядка, связано с тем, что некоторые катунакиоты посвятили себя иконописи, а занятия ею, принося определенный доход, заставляют вступать в деловые сношения с миром и вести жизнь скорее общинную, чем пустынническую.

Иконописный дом Даниилеев, Катунакия, 1958 г.

И теперь в этом краю добровольной нищеты и нестяжания можно видеть первые проявления мирского духа: среди пещер и одноэтажных лачуг воздвигается здание в современном стиле со многими благоустроенными помещениями и всем тем, что более прилично келлии, нежели эримитирию[92]. То правда, что оно служит пристанищем для приходящих и подлинным оазисом страннолюбия. Но оно же составляет резкий контраст с главным назначением и строгой традицией пустынножительства.

Это относится в первую очередь к Иконописному дому братства Даниилеев. Он основан многоученым и достигшим верха добродетелей старцем Даниилом. Сей блаженный уроженец Смирны, будучи сперва монахом Свято-Пантелеимонова монастыря, а затем Ватопеда, пришел в конце концов в Катунакию. Поселившись здесь, он проводил жизнь в молитве, чтении и сочинении книг. А когда его слава духовника распространилась по всему Афону и далее, в Катунакию стали стекаться многие: одни — желая подвизаться с ним вместе, другие — ради утешения и назидания духовного. И тогда приснопамятному старцу пришлось расширить убогий эримитирий, со временем еще более разросшийся и сегодня выглядящий как настоящий дворец.

Блаженный авва дожил до конца двадцатых годов нашего века, и со смертью его пресеклось поколение ученых монахов века девятнадцатого, имевших своим родоначальником приснопамятного Никодима Святогорца. Был он из тех редких и светлых умов, которые предельно сжато, но с величайшей точностью дают оценку всякому явлению. Разбором и обличением ложных мнений Апостолоса Макракиса[93] занимались в то время многие, однако никому не удавалось доказать их шаткость столь неопровержимо. Отец Даниил почил в 1929 году в возрасте восьмидесяти семи лет, оставшись в памяти собратий и почитателей истинно преподобным, и такое отношение к почившему особенно укоренилось с тех пор в киновиях Афона, имевших его самым просвещенным духовным наставником. И доселе вся южная сторона Святой Горы благоговейно вспоминает маститого старца, из чьих уст исходили душеполезные беседы, слаждшия, по слову Псалмопевца, паче меда и сота (ср.: Пс. 18, 11).

Преемником аввы стал соименный ему иеромонах Даниил — высокообразованный, добродетельный и опытный в искусстве врачевания душ.

«Малый» скит Святой Анны

Он соседствует с Катунакией и, будучи филиалом одноименного «большого» скита, также населен строгими подвижниками, которые занимаются мелким рукоделием: плетут четки, вырезают печати, вяжут и т. п.

Здесь подвизается ученый монах старец Авимелех. Несмотря на свои восемьдесят лет, он преуспевает и в духовной жизни, и в суровой борьбе за существование, путешествуя крутыми тропами вверх и вниз в соседние монастыри. Смиренный отшельник, который за долгие годы многое познал из книг и опыта деятельного подвижничества, но, наученный такими же как он наставниками, мало высказывается и являет соподвизающимся братиям образ кротости, бескорыстия и воздержания.

Здесь же, изредка отлучаясь в близлежащие обители, проводит истинно духовную и без малого невещественную жизнь молодой возрастом, но старец разумом новый доброгласный соловей Церкви нашей, блаженный Герасим Песнописец. Весь чистая и богопросвещенная мысль в скудельном сосуде, он известен как составитель служб праздникам и святым, соревнующий древним гимнографам. К этому краю между небом и землей, неплодному и безотрадному, но из-за сухости климата полезному слабому организму монаха Герасима, прильпе, по слову псалма, душа (ср.: Пс. 62, 9) богодухновенного певца, и потому не променяет он место своего подвига и вожделенное безмолвие ни на что иное.