Лавсаик Святой Горы

Мы добрались до честных и многими подвигами прославленных киновий, то есть общежительных монастырей, из которых первый по порядку — обитель преподобного Дионисия. Как прекраснейшая среди пустыннолюбивых горлиц, водружена она между небом и землей на скалистом и омываемом волнами берегу (не имеющем, к слову сказать, ни на стопу ноги (Деян. 7, 5) плодородной земли), где немалым искусством и тяжкими трудами разбит небольшой виноградник для утешения братии. Устремленный к небу и в лице своей братии помышляющий только о горнем, монастырь незыблемо высится на камне веры и неустанно доставляет мед добродетели в общий улей самоотвержения и братолюбия.

Дионисиатская община не имела возможности заниматься земледелием и все внимание сосредоточила на внутреннем делании при неизменном содействии в том насельников приписанных к обители аскитириев и эримитририев. Девизом монастыря изначально была земная нищета и всецелое посвящение себя деланию духовному.

Обитель преподобного Дионисия впервые упоминается в грамоте, полученной ею от Патриарха Константинопольского Антония в 1389 году, где она определяется как «не имеющая никакого богатства, но полагающаяся лишь на Бога и милость самодержца». Второе упоминание о Дионисиате находим в духовном завещании самого его устроителя, преподобного Дионисия, который, в частности, напоминал своим ученикам, что «пребывающий в общежитии да последует правилу».

Сегодня здесь около пятидесяти насельников, пришедших из разных мест Греции, чтобы едиными устами и единым сердцем петь Богу, и объединенных одним стремлением — послужить месту своего покаяния. До освобождения Святой Горы[124] в обители проживало девяносто братий, но с тех пор численность их сократилась, и это один из примеров, показывающих, что «чрезмерная свобода внешняя чревата рабством духовным»[125].

Придя более сорока лет назад в это священное место, я застал в нем подлинно богоносных отцов, прилежащих умной молитве и благоугождающих Богу в посте и бдении. До начала нашего столетия здесь, наряду с общей, была и неизменная во все дни постная трапеза. За нее ежедневно усаживалось четверо-пятеро отцов, по благословению лишь изредка вкушавших масло и в своей ревности о частом причащении сообразующихся как с древним уставом монастыря, так и с творениями приснопамятного Никодима Святогорца, который служил для сего боголюбивого стада образцом. И поныне здешний обычай допускает более частое, чем в других местах Святой Горы, приобщение Святых Таин. Каждые пятнадцать дней вне поста, дважды в неделю Великим постом и еженедельно в остальные посты приступают братия к Святой Чаше[126], игумен же заботится о том, чтобы этому по возможности предшествовали всенощные бдения, число коих доходит до пятидесяти в году. Запечатлеваясь в душе, агрипнии Святой Горы приводят ее в состояние сладостного восторга и вызывают в памяти образы отцов, словно застывших в безмолвном умилении и терпеливо ожидающих своей чреды воспеть хвалу Богу или облобызать святые мощи. Только те, кому посчастливилось достичь этого благословенного места и посетить дивные агрипнии, единственную в своем роде литургию, заупокойные последования, чины освящения и прочие службы, — только те могут уразуметь всю меру их отличия от урезанного и совершаемого наспех богослужения приходских храмов.

Люди и деяния, прославившие святую обитель в более поздние времена, описаны в книге «Новый Эвергетин», что вышла в минувшем году. Поэтому здесь мы расскажем лишь о том, каков был общий дух прежних отцов-подвижников, и о вразумлении некоторых надмевающихся братий.

Сегодня во всех монастырях, в том числе и у нас, можно встретить иеромонахов и монахов, соперничающих за право занять лучшую келлию. Однако у прежних отцов, и не стародавних, а прямых наших предшественников, иеромонахам отводились келлии, примыкающие к монастырскому двору и доныне называемые «пападакия» (священнические), скромные и непритязательные, а простым монахам — келлии, расположенные ниже. И, хотя последние были темными, тесными и дальними, все соперничали из-за них.

Старец Гавриил с хрисовулом императора Алексия III Комнина, 1950 г.

В честных эримитириях мы с волнением взираем сегодня на свидетелей благого их подвига — кольца в стене, служившие опорой во время уединенной молитвы, выщерблины на каменном полу от бесчисленных поклонов и едва приметный в углу дощатый настил для краткого отдыха. И даже в наши дни, когда охладела любовь многих (ср.: Мф. 24, 12) к подвигу, остаются еще отцы, которые постоянным жилищем своим считают храм Господень и не покидают его поутру, когда настает перерыв между службами, но проводят в нем время от полунощницы до литургии, то есть еще шесть-семь часов.

Но дабы никто не подумал, что нам памятно лишь доброе, вспомним случай, происшедший за пять лет до нашего прихода в обитель и хорошо известный всем тогдашним насельникам.