ЛЧК (Записки старого человека)

А через полчаса я пил чай с медом, диким, самым полезным, потому что пчеловоды — бессовестный народ, сами знаете, чем кормят пчел. Потом пришла Мария, стала ахать и наводить порядок… вот чего мне только не хватало!.. Но я немного ожил, и когда явился друг Феликс, заглянул в окно — никогда не знаешь, откуда он явится, — то я был почти в порядке. И все-таки провалялся неделю, потом стал выходить на улицу, но долго еще был слаб. Вот так неудачно началось это темное и тревожное время — зима.

Овраг зашевелился

Говорят, беда не приходит одна, только разделался с болезнью, как другая неприятность стучит в ворота, на этот раз для всех, и с совершенно неожиданной стороны. Для нас, людей бесконечных плоских просторов и унылого ровного горизонта, земля как нищая мать: живем без сытости, но в покое — не привыкли ждать опасности из глубин. Когда землю стали поглощать трещины и овраги и проявили себя подземные пустоты, отношение к ней мало изменилось. Ведь трудно осознать, что мы, как жители гор, прилепились к склону огромной скалы, а от провала нас отделяет не облако, а тонкий слой земли, может, до поры и надежный для таких насекомых, как мы, но слабый и неустойчивый под напором исполинских сил, которые проснулись и действуют… Под нами была пустота, а перед домом рос и вгрызался в землю овраг.

Почти каждый день я подходил к нему — и слушал. Здесь, кажется, все спокойно… На пологих местах росли деревья, расположились наши огороды, но, если пойти дальше, картина становилась другой, особенно там, где овраг резко сворачивал. С этого места смотришь, как с высокого острова, и видишь — в одну сторону — пологие спокойные склоны, в другую — черная вздыбленная земля, провалы, воронки, трещины змеями уходят вниз… и все время, все время — зловещее шуршание, потрескивание, поскрипывание — овраг живет…

За несколько дней потеплело, снег растаял, начались бесконечные дожди, ледяные ветры. Мы сидели в подвале — Аугуст, я и хозяин. Пришел Антон. Огонь разгорался медленно. Настроение было подавленное. Говорили о налете будут искать котов по квартирам, а заодно и документы проверять.

— Но ведь уже проверяли…

— Документы можно проверять всегда, — сказал Аугуст, он больше других понимал в этом. А я много лет жил без документов, где-то лежала история болезни, но мне ее не показывали.

— И ловят котов при налетах?..

— Нет, так поймать трудно. На худой конец кота можно выкинуть в окно если осторожно, с третьего этажа даже, — Бляс посмотрел на меня…

— Можно и с пятого, — авторитетно заявил Аугуст, — Крис я кидал, на мусор па-а-тает — и пошел… не догонят…

— Налет — это они для страху, — объяснил Бляс. — Устраивают так, что страдаешь за кота, а значит, он мерзавец…

Вдруг земля дрогнула, огонь заметался, раздался глухой стонущий звук. Мы замерли. Первым очнулся Бляс. "Пошли…"-схватил куртку и вышел. Мы двинулись к оврагу. Все снова было тихо, моросил серенький, сам себе до смерти надоевший дождик. Мы шли вдоль склона, увязая в липкой глине. Странная оттепель среди зимы… пустые огородики мокли под дождем, забытое чучело болталось на почерневшем кресте. Бляс на ходу сорвал тряпку "пригодится…". Наконец добрались до поворота, где земля нависала над оврагом. Вот оно что… Не было больше оврага — был обрыв и ущелье со свинцовыми глинистыми стенами… уходило оно куда-то в черноту, и там, далеко внизу, обе стены сливались для нашего глаза, но чувствовалось, что это не дно. А где дно?.. Кто знает… Трудно осознать, что мы теперь на краю. Посмотришь направо — мирный пейзаж, ложбина, кустарники, поля, сзади город… Ну, скажем, дома… Постояли молча — и вернулись. У каждого, конечно, гвоздь засел в душе, но таков человек: пока ему хочется смотреть направо — он будет смотреть направо, и не заставишь его смотреть налево до самого крайнего момента жизни…

Антон и коты

После обвала гул и подземные толчки продолжали беспокоить нас, и мы с Антоном решили спуститься в подвалы, посмотреть, что там произошло. Все чаще я чувствовал, что мы стоим как бы на поверхности сухого листа, готового оторваться от ветки и начать свое медленное падение… или на каком-то огромном земляном пузыре, который вот-вот лопнет… А в подвалах почти ничего не изменилось, разве что кое-где осыпалась земля. Теперь холод завладел полями и дорогами, и коты то и дело встречались в коридорах. То там, то здесь над трубами поднималась голова сонного кота, он щурился на свет факела, зевал и не собирался убегать. Антона они все знали, а я был с ним и, значит, свой. Мы несли большую кастрюлю с вермишелевым супом и отливали его в миски, которые стояли в разных местах, Антон позаботился об этом.

— Когда я вернулся из госпиталя, — он говорит, — то уходил сюда и часами сидел в темноте. Коты сначала боялись, а потом стали проходить так близко, что задевали хвостами. Я сидел с ними до вечера, тогда шел домой и ложился спать, и так жил в темноте — я не верил, что мое лицо может не пугать. Теперь я знаю — этих людей оно не пугает, а Лариса… иногда я думаю, что она даже рада…