ЛЧК (Записки старого человека)

Был второй привал и третий… Я вставал и шел, приваливался к саням и давил всем телом. На одном из привалов вдруг вспомнил старика, которого знал в детстве. Он приходил сдавать бутылки в наш магазин. Вещевой мешок за спиной, вязаная шапочка надвинута на лоб, из-под нее торчит большой горбатый нос, сизый и зимой и летом. В конце пути он уже еле шел. Он постоянно говорил что-то, не бормотал кое-как, а вполголоса разговаривал сам с собой. Мне хотелось узнать, о чем же он говорит. Один раз я услышал, он сказал — "что поделаешь, как-нибудь дойду…" и еще — "что поделаешь надо дойти…" Тогда я был разочарован, а сейчас вспомнил его… Потом я уже ничего не мог вспомнить и с ужасом думал — как встать и идти дальше?..

Темнело, когда увидели на горизонте острую кромку оврага. Поднялся ветер, он прятался весь день, а теперь предательски напал на нас в темноте. Снег хлестал по лицу, собаки стали тонуть в снегу.

— Аугуст, освободи псов… — прохрипел Бляс. Аугуст перерезал поводья. Собаки барахтались рядом с нами, визжали и просили о помощи. Бляс выругался и кинул на сани Кузьку, самого маленького. Когда же это кончится?..

И вдруг — огни нашего дома!.. Нас зовут, ждут, мы вваливаемся в огромный теплый подвал, женщины суетятся, растирают руки, ноги, поят чаем… Пришли…

Политинформация

Дом наш плыл и тонул в запахах кальмаров. Даже Бляс изменил своей свининке и варил кальмаров в огромном котле, со специями, потом длинным тонким ножом ловко нарезал полосками, рубил на мелкие кусочки, мешал с рубленым луком, горошком — и огромными мисками подавал на стол. Гости у него не переводились. Лариса готовила кальмаров особо, в каком-то кислом соусе, она говорила, что это японский рецепт. Мария делала из кальмаров фарш, наподобие грибного, с маслом, приправами, и эти банки сохранялись у нее до весны. Каждый день на обед были кальмары, и нас с Крыловым приглашали то на первый, то на пятый, то в подвал… Крылов сначала говорил — "я не ем их", потом — "ну, дайте попробовать, что ли…" — и съедал с большим удовольствием все, что давали. Коля не показывался и выделенные ему кальмары не взял. "Возьмет, возьмет…" — уверенно говорил Бляс. Каждый год Коля подводил их, а кальмары ел исправно.

Мы с Феликсом не возились с кальмарами — отваривали и ели, и очень было неплохо. К сырым он не притрагивался, а вареные уплетал, урча от удовольствия. Неделю продолжалось объедение, а потом немного надоело глыбы, пуды смерзшихся кальмарьих тушек оставили в большом ящике на морозе и отрубали понемногу — успокоились. А тут извещение — всем на политинформацию, и, хотя до пятницы оставалось три дня, настроение было испорчено.

В пятницу собираться начали рано — идти в гору нелегко, да еще против ветра. Одевались долго и тщательно, вышли за час до назначенного времени и пошли не спеша. Впереди, как всегда, Бляс и Аугуст, за ними Лариса с Антоном и я, в третьем ряду Мария с Анной. На всякий случай выпустили котов, закрыли двери — кто знает, не устроят ли кошкисты налет в наше отсутствие… Пришли в большую комнату — красный уголок, сели и стали ждать. Вбежал Крылов и сел в первом ряду. Откуда-то взялся Коля, без пальто, похоже, что он пришел еще раньше нас. Наконец часы пробили десять, открылась сразу же дверь и вошел Гертруда. За ним двое вкатили на колесиках кресло Анемподиста. Историк наш, всему придающий значение и умеющий даже газеты читать между строк, оглянулся на меня и удивленно поднял брови такой порядок появления начальников что-то значил… Может, и значил, но я за свою жизнь устал от их немого языка и решил не обращать внимания на мелкие признаки, пока не будет крупных.

Нет, Анемподист начал говорить первым, значит, все на своих местах. Может, с колесами что-то случилось, вот и замешкался в дверях. "У них ничего не бывает случайно", — утверждал Крылов. Я думаю, что это преувеличение — и они ведь люди… О чем управдом говорил — рассказать так же трудно, как описать натюрморт Пикассо своими словами. Пока все остается по-старому… он говорил, конечно, наоборот, но ясно было, что остается.

А потом вышел Гертруда. Он был в голубой рубашке под цвет искусственного глаза, в золотых запонках — под цвет волос, он даже усмирил свою проволочную шевелюру, говорил не по бумажке — свободно, как недавно стало модным… Сначала, как полагается, он рассказал о новой жизни, сравнил ее со старой. Без всяких теорий и моделей он обходился — он все знал точно. Крылов сидел повесив нос и нервно крутил карандаш в руке. Мне стало жаль его. Гертруда вещал торжественно и благоговейно. Потом он перешел к планам на будущее — сияющим и грандиозным. Затем подвел базу под ЛЧК, отметив, правда, что это не единственное, но важное мероприятие на пути к процветанию. Анемподист довольно кивнул, кажется, ему давно надоела возня с котами…

— Облава — не бездумное уничтожение, это чистка в рядах очень даже полезного вида… чтобы избавить вас от вредоносного поля, которое товарищи ученые расшифровали и разоблачили до последнего атома и молекулы…

Гертруда кончил, вытер малиновое лицо зеленым платком:

— Вопросы будут?