Лебедь Белая

Вот такой он северский князь. А ещё не так давно он женился. Была у него раньше жена, со слов тётки Бабуры, красавица, каких свет не видывал. А уж добрая и справедливая, ну сама Лада обзавидуется! Но скрутила княгиню лихоманка-болезнь в одночасье, и остался князь вдовцом с сыном на руках. Сын, правду молвить, подрос уже, сам мог о себе позаботиться, однако от беды никакими оправданиями не отгородишься. Плакал Благояр Вышезарович, чего скрывать. И вот под седые годы вновь обласкала его Лада. Хан Тогрул предложил скрепить заключённый союз женитьбой и привёз дочь на посиделки. Увидав юную булгарку, князь будто заново родился, расцвёл, что цветок по весне, и тем же днём свадьбу сыграли.

Новая княгиня на подворье спускалась по нескольку раз на дню. Пыталась вникать в дела хозяйские, указывала на что-то тётке Бабуре, холопам, а на меня смотрела исподлобья. Надо добавить, что при усадьбе ещё три знахарки жили. Лечили они только самого князя, его домашних да ближних слуг. Чёрный народ они тоже лечили, но уже за особую плату, а так как теперь весь работный люд ко мне потянулся, знахарки разобиделись. Не с кого стало мзду получать. Они тут же к княгине посунулись, спаси нас, матушка, обижают. Матушка их под крылышко приняла, и начала выговаривать тётке Бабуре, чтоб гнала она меня с подворья прочь. Но тут нашла коса на камень. Если раньше тётка Бабура выслушивала княгинины наставления молча и с видимой покорностью, то в моём случае выразила совершенное несогласие. Оно и понятно. Людей я лечила хорошо и ничего за это не требовала, от чего хозяйству только прибыток шёл. Какой хозяин от такой пользы добровольно откажется?

Однако стерпеть отказ ключницы княгиня не смогла, и начала говорить тётке Бабуре всякие некрасивые слова, та аж испариной покрылась. Я решила: всё, пора травки свои назад в суму прятать и ступать на голуньские улицы искать пропитания. Но вмешался Милонег. Он пошептался на крылечке с княгиней, та фыркнула и с тех пор в мою сторону не смотрела. Я из-за этого обстоятельства не больно-то расстроилась, но любопытство всю меня так и скручинило: чего такого Милонег, обычный воевода, мог нашептать княгинюшке, что она вдруг обо мне позабыла?

Ответа я не получила, хоть и пыталась найти его. Чернавки молчали, холопы отворачивались, а гриди отшучивались. Я сунулась было к Милонегу, прикинулась лисичкой, но он сразу таким загадочным стал, цену себе набивал, не иначе.

Ну и Дажьбог с ним, я плюнула и растёрла. Тётка Бабура отвела мне, как знахарке, местечко в амбаре, где я могла бы спокойно больной народ пользовать. Холопы принесли две скамьи, невысокий столик, котелочек, очаг из кирпичиков соорудили, чтоб было где зелья лечебные варить. Я порадовалась: вот она самостоятельность! Натянула верёвочку, развесила травки сушиться. Благодать. Подумала, надо и жить сюда переселиться. Тишина, спокойствие, по утрам никто не орёт, раньше зорьки не поднимает. Орешков только побольше взять надо и Добрыню.

Я вышла из амбара. Стемнело, звёздочки небо раскрасили, месяц половинчатый, светец возле ворот, тени ночной сторожи по частоколу ползают – самая что ни на есть бесенячья пора. Я шагнула в проулок между людской и конюшней, и вот тут они на меня набросились. Все три. Знахарки. Я бы ещё поняла – две, молодые и сильные. А третья куда полезла? Ей годов за семьдесят, ноги едва волочит, а туда же, драться!

Ошибка их была в том, что прежде чем кинуться, они закричали:

– Глаза тебе выцарапаем!

Это меня и спасло. Я отпрыгнула в сторону и полоснула коготочками одной по личику. Батюшка всегда говорил, что когти – моё главное оружие, поэтому двери ломать совсем не обязательно. Не знаю, шутил он или вправду так считал, но только из трёх остались две. Вторую я взяла за чуб и начала таскать по всему проулку, приговаривая: не лезь ко мне, не лезь! Она взвыла диким голосом, прибежала ночная сторожа, Добрыня, и дальнейшая драка потеряла всякий смысл. Кто-то из холопов принёс светец, из людской высыпали чернавки, забалаболили. От шума пробудилась тётка Бабура, вышла из своей горенки, разглядела всё это хозяйство – морду расцарапанную, волосы всклокоченные – и давай хохотать. Остальные, глядя на неё, тоже захохотали. Третья знахарка под шумок улизнула. По утру не иначе нажалуется княгине, будет мне завтра выволочка.

Прохохотавшись, тётка Бабура указала на раненых знахарок, и велела мне лечить их. Я вздохнула: куда ж деться? Взяла обоих за шкирку и повела в амбар мазать своим знаменитым синим снадобьем.