Лебединая башня

– Ты можешь не верить мне, это твое дело, – продолжала Омарейл, чувствуя тончайшие изменения в настроении собеседницы. – Но я все же хочу сказать тебе это, так как ты мне нравишься, мы могли бы быть друзьями. И если Май – единственная причина твоей ненависти ко мне, мне хотелось бы, чтобы ты знала, что на самом деле у тебя нет причин вообще.

Омарейл сделала небольшую паузу, вглядываясь в глаза Шторм. Та посмотрела куда-то в сторону.

– С чего бы мне тебе верить? – спросила она.

Чуть расслабившись, Омарейл едва заметно улыбнулась.

– А зачем мне тебе врать?

Шторм дернула плечиком.

– У тебя могут быть любые мотивы. Может, вы с Маем решили посмеяться надо мной?

– Ты в это не веришь, – убежденно ответила Омарейл. – И врать мне тебе незачем. И если ты приглядишься повнимательнее, то увидишь, что у нас чисто дружеские отношения. Попробуй не примерять на меня твои чувства, и ты сама все поймешь.

Шторм делано безразлично качнула головой, будто бы не решила еще, станет ли она прислушиваться к словам Омарейл. Та продолжила:

– Шторм, ты талантливая, красивая, умная. На тебя невозможно смотреть без восхищения. Но твоя озлобленность мешает тебе получать удовольствие от всего, чего ты добилась и чем тебя наградила природа. Ты же одна. И одна по собственной инициативе. Ты отталкиваешь всех, кто пытается приблизиться к тебе…

К своему удивлению, Омарейл увидела в глазах девушки слезы. Она чувствовала, что нажимала на болевые точки Шторм.

– Ты можешь мне не верить, но поверь собственному здравому смыслу. Присмотрись к тем, кто тебя окружает. Никто не желает тебе зла.

– Ты ошибаешься, меня все ненавидят, – ответила она, и слезы душили ее, поэтому следующие слова разобрать было уже непросто: – Ты сама сказала это и была совершенно права.

Омарейл растерялась, она не знала, что следовало делать в такой ситуации. Похлопать Шторм по плечу?

– Ну, это же в твоих руках, – проговорила она растерянно.

Пару минут Шторм утирала слезы, размазывая тушь. Пыталась успокоиться, глядя на потолок и тяжело дыша. Но стоило ей смахнуть ручейки со щек, на их месте рисовали дорожку новые. Внезапно настроение Шторм изменилось. Она со злостью взглянула на Омарейл и процедила:

– Ты специально это сделала, да?

Омарейл опешила.

– У меня через час премьера! А я… – Она снова начала задыхаться. – А я выгляжу как чудовище! – истерично выкрикнула она.

Шторм достала из сумки зеркальце и, увидев малопривлекательное отражение с красным распухшим носом, отекшими глазами и красными пятнами на щеках, издала полурык-полувсхлип.

– Ты! – выплюнула она в лицо Омарейл. – Ты! Я тебя ненавижу!

– Да, Шторм, я же не знала, что ты расплачешься!

– Все ты знала, ты этого и добивалась всю неделю. Миленькая добренькая Мираж. Ненавижу!

– Я и про премьеру не знала! – воскликнула Омарейл, уже понимая, что любые ее слова пройдут мимо.

– Не знала? – Шторм ткнула пальцем куда-то за спину собеседницы, и та обернулась.

На стене позади висел огромный плакат с портретом Шторм в образе Королевы времен Сола. Надпись гласила «Ана» – так звали жену наследника Короля Сола, Архана Великолепного. Ниже огромными буквами значилось «ПРЕМЬЕРА!». Внизу были указаны дата и время спектакля.

– У тебя еще четыре часа… – пробормотала Омарейл, которая видела этот плакат впервые в жизни.

– Мне на генеральную репетицию надо явиться через час! Будут накладывать грим. Ты знаешь, сколько это, – она обвела пальцем лицо, – проходит? Да я до вечера буду похожа на гнилой помидор!

С этими словами она убежала, оставив Омарейл озадаченно разглядывать плакат.

За остаток дня она выяснила, что рекламами про премьеру разного размера и дизайна была увешана вся школа. Растяжки были и рядом с остановками, в окнах некоторых магазинов, длинные вывески красовались прямо над улицами, баннеры тянулись от одного дома к другому.

Когда Омарейл обратилась с обвинениями к Маю – уж он-то точно знал про премьеру, – молодой человек справедливо заметил, что не знать о предстоящем спектакле мог только слепой.

У Омарейл с началом школьного года появились выходные. Поначалу это было непривычно, но со временем Омарейл начала получать удовольствие и в том, чтобы делать перерыв от учебы. В ту субботу она начала картину, которую решила сделать в подарок на свадьбу Севастьяне и Бериоту. Большой холст пока стоял у стены, она же делала эскизы на бумаге. Выбор сюжета занял много времени, наконец, Омарейл выбрала красивую фотографию Астрара – судя по всему, сделанную ранним утром. Дома вдали были подернуты дымкой, Башни Орделиона отбрасывали на землю длинные тени. Верхушки деревьев леса Тоокан уже чуть тронули солнечные лучи. Горы Монтабарду на заднем плане казались призрачными и невесомыми на фоне бледного неба.

Работа шла неспешно, под звуки музыки, что лилась из ее радиоприемника. Омарейл, наконец, чувствовала, что расслабляется. Тревоги начали отступать, ее полностью поглотило творчество.

Вечером, когда Омарейл лениво лежала на диване, бездумно наигрывая на лале мелодии собственного сочинения, к ней пришла Севастьяна.