Лебединая дорога

Отощавшие от голода девчонки были очень красивы — несколько воинов помоложе тут же вызвались присмотреть, хорошо ли они устроятся… На сходнях им попались трое ютов, поднимавшихся навстречу.

Три разбитых лица были угрюмы. Расправа откладывалась, но навряд ли она от этого станет менее жестокой… Что с ними сделают — прикажут выпрямить ребра?

Но у халейгов эти трое, распухшие от побоев, перетянутые врезавшимися веревками, вызвали больше жалости, чем злобы. Халльгрим, перед которым их поставили, спросил:

— А что, сильно ли вы скорбите по своему Горму хевдингу?..

Викинги отозвались вразнобой, но согласно:

— Мы были бы рады сопровождать его в Вальхаллу… А еще лучше, праздновать победу над тобой и над твоим гардским конунгом. Но ты сам видишь, наверное, что не случилось ни того, ни другого, и не наша в том вина.

— Справедливо сказано, — согласился сын Ворона. — Вы не так уж плохо сражались… да и в лес поползли, надо думать, не раньше, чем пал этот вождь.

Развяжите, — приказал он воинам. — Пусть умоются и помогают на корабле.

Торгейр, укрытый меховым одеялом, — от потери крови он очень мерз — лежал на ложе, устроенном для него под мачтой, в средней части корабля. Он предпочитал мучиться молча, но люди видели испарину, стекавшую по его лицу.

Дотянуть до дому он и не мечтал. Хотелось только одного: шагнуть за последний порог с палубы боевого корабля, взятого в сражении… под плеск весел и голос снастей… унести с собой в небытие видение летящего паруса.

Один Видга еще продолжал на что-то надеяться и неотлучно сидел подле херсира, не принимая участия в дележе. Но не сидеть же просто так, и он старательно чистил доставшуюся ему кольчугу. Дома ему помогут переделать ее по себе. А может, он ее продаст и купит другую, поменьше. Хотя нет. Эту он взял в бою…

Когда железная рубашка исчезла в его котомке и на смену ей появилась секира, к Видге неожиданно подобрался Гудред. Он смотрел на топор, как голодный на жареное мясо. Потом вдруг сказал безо всяких предисловий:

— Отдай мне его. Видга ответил:

— Может быть, тебе и кольчугу? Она тоже неплохая. Гудреда это не смутило.

— Кольчугу я не прошу, потому что это ты убил его, а не я, тебе и честь.

Хотя и я совсем не отказался бы, если бы мне выпало побольше удачи! А секира моя.

Внук Ворона хотел было по примеру Хельги послать селундца на север и в горы, к троллям, — но тут увидел, что Торгейр ненадолго приподнял ресницы, увидел в его глазах живой интерес… и передумал.

— Я, пожалуй, поразмыслю над твоими словами, — сообщил он Гудреду. — Но только если ты, датчанин, сумеешь рассказать нам что-нибудь занятное…

Гудред сел на соседнюю скамью, прислонился спиной к борту, к заткнутому крышкой гребному люку, и устроил больную руку на животе.

Он сказал:

— Достаточно ли будет занятно, если я скажу, что моего деда звали Рагнар Кожаные Штаны?

— Врешь! — перебил Видга не задумываясь. — Ты ведь Олавссон, если только ты и этого не выдумал. А у Рагнара не было сына по имени Олав.

Гудред продолжал хладнокровно:

— В другое время я заставил бы тебя подавиться этими словами, но сейчас мне почему-то не очень хочется тебя бить… Великий Рагнар Лодброк любил мою бабку, когда они оба были молоды. Он оставил ей этот топор, чтобы она дала его сыну, если это будет сын. Но родилась моя мать. Видга снова перебил его:

— Может быть, ты еще скажешь, будто и руны написал сам Лодброк?

Олавссон покачал головой:

— Они были сделаны задолго до него… Я могу сказать тебе, что они значат: Кусающий Насмерть. Не думаю, чтобы ты сумел прочесть их сам. Позови кого-нибудь, кто поумнее тебя, и пусть тот человек скажет, правду ли я говорю.

Любопытство заставило Видгу проглотить издевку.

Да и не расправляться же с раненым на глазах у половины хирда, сошедшегося послушать… Подошли даже трое ютов, а Торгейр чуть повернул голову, приглядываясь к топору. Видга поднес секиру к его глазам, показывая полустертые письмена. Торгейр внимательно осмотрел их и едва заметно кивнул.

Видга спросил:

— Что же было дальше?