Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Привык я не роптать, что косным этим телом
Прикован я к чужой неласковой стране,
Что в чуждой мне толпе бреду, как в тяжком сне,
Существованием томим, как нудным делом.

Но душу примирю ль с невольничьим уделом

Заботы нищенской о завтрашнем лишь дне,
Меж тем как копит мир в неверной тишине
Тупую ненависть на сердце оробелом.

Могу ль откликнуться на эту быль? – О нет,

Не петь мне гимнов ей! Иной мечтой согрет,
Напев мой волен там, где дышит жизнь природой.

Там звуки радостны, как в песнях древних лет,

Когда беспечностью, незлобьем и свободой
Гордился человек, наследственный поэт.

XXV.

ВОРОЖБА

Ни дальний лай собак, ни голос человечий
Не будят тишины. Как беглый свет зарниц,
На сердце проблески забытых слов и лиц…
И, в зеркале двоясь, горят печально свечи.

Я в глубь стекла гляжу. Я жду с минувшим встречи,

Преграды рушатся и сроков, и границ…
Вот еле слышный скрип вощеных половиц,
И кто-то руки мне легко кладет на плечи.

Скитальца месяца серебряный горбыль,

Такой же, как и я, всему чужой бобыль,
Вдруг выплыл из-за туч и встал в зеркальной глади.

Я не один уже! О, молодость, не ты ль,

Незримая, вошла и, старой дружбы ради,
Мне хочешь возвратить утраченную быль.

XXVI.

СОКРАТ В ПИРЕЕ

С толпой учеников, склонясь на уговоры,
С утра пришел Сократ на выставку в Пирей.
Толпа, волненье, шум. Всем хочется скорей
Всё видеть, рассмотреть, утешить вкус и взоры.

Здесь статуи богов, ковры, шелков узоры,

И пурпур, и виссон; венцы – краса кудрей,
Финифть, слоновья кость; духи из-за морей,
Ритоны пирные, лекифы и амфоры.

В восторге юноши. Но их наставник нем.

Один не тронут он ни блеском диадем,
Ни прелестью камей, ни тонкотканой тогой.

И вдруг: «Я – изумлен!» – О, наконец! – Но чем?..

И досказал мудрец: «Я поражен, как много
Здесь собрано вещей, не нужных мне совсем…»

XXVII.

НА ЧУЖБИНЕ

На Родине я был ее природной частью,
Я ощущал ее единою с собой,
В ней находил себя, дыша ее судьбой,
И радостно любил душой, привыкшей к счастью.

Теперь изгнанник я. Кругом, маня к участью,

Чужая жизнь кипит обильем и борьбой.
Но я, соблазнам чужд, к Отчизне рвусь с мольбой,
Лишь к ней одной горю израненною страстью.

Я не пою о ней в кругу других певцов,

Я за нее молюсь и жду ее гонцов, –
О смерти вне Руси и мысли не приемлю.

Как чудо, грянет зов к возврату беглецов:

Я буду целовать в слезах родную землю,
Обласкан воздухом страны моих отцов.

1922

XXVIII.

В ЧАСЫ БЕССОННЫЕ