Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

– Скажи мне, ради бога, кто была эта загадочная женщина?

– Не знаю, – ответила принцесса, – я видела ее всего раз в жизни. Ты помнишь, когда я была еще ребенком, я раз заболела так серьезно, что врачи от меня отказались. Тогда ночью она появилась передо мной и убаюкала меня, как вчера, и когда я проснулась, я была совершенно здорова. Вчера ночью мне в первый раз ясно вспомнился образ этой женщины, я почувствовала, что она должна опять прийти и спасти меня. Так и случилось. Сделай мне одолжение, не говори никому ни слова об этом чудесном явлении, не делай даже никакого намека на него. Вспомни Гамлета и будь моим преданным Горацио! Очевидно, что тут кроется какая-то загадочная тайна, но мне представляется опасной попытка ее разгадать. Разве недостаточно того, что я здорова, весела, и меня не мучают больше странные и страшные призраки?

Все удивлялись внезапному выздоровлению принцессы. Лейб-медик приписывал его сильному нервному потрясению, бывшему следствием ночной прогулки к капелле, и говорил, что он не мог не знать этого раньше и только забыл настоятельно порекомендовать эту прогулку. Однако Бенцон подумала про себя: «Гм! А ведь старуха, значит, опять здесь была!»

Теперь настало время разъяснить этот загадочный вопрос: Ты…

(М. прод.) …значит, любишь меня, о, прелестная Мисмис? О, повторяй мне свое признание несчетное число раз, чтобы я снова и снова впадал в восторг и наговорил под его влиянием побольше небылиц, как приличествует герою-любовнику, созданному фантазией изысканного романиста. Но знаешь что, дорогая моя, ты заметила мою удивительную склонность к пению, мое искусство владеть голосом. Не споешь ли и ты мне какую-нибудь песенку?

– Ах, – воскликнула Мисмис, – я, правда, имею в пении некоторую опытность, но ведь ты знаешь, что чувствуют молодые певицы, когда они в первый раз должны петь перед мейстерами и знатоками! Тоска и смущение невольно овладевают ими, их горло сжимается, и самые чудные трели, переходы, каприччо застревают в их глотке, как рыбьи кости. Спеть арию им невозможно; потому-то всегда в этих случаях начинают с дуэта. Если ты расположен, мой милый, споем вместе небольшой дуэт!

Это было мне по вкусу. Мы тотчас же начали нежный дуэт: «Едва тебя я увидал, к тебе я сердцем устремился». Мисмис начала робко, но скоро мой мощный фальцет ободрил ее. Ее голос был изящен, дикция мягкая, нежная, отчетливая – словом, она выказала себя отличной певицей. Я был восхищен, хотя заметил, что мой друг Овидий опять был у меня в небрежении. Так как Мисмис прекрасно умела cantare, естественно не могло быть никакой речи о chordas tangere.

После этого Мисмис с необычайной легкостью, грацией и элегантностью спела известное Di tanti palpiti. От героической мощи речитатива она сделала чудесный переход к дивному andante, сладости поистине кошачьей. Ария, казалось, была написана как раз для нее; сердце мое переполнилось, и я разразился громкими воплями радости. Ха! Этой дивной арией Мисмис должна была вдохновить целый мир чувствительных котовских душ. Потом мы запели еще дуэт из одной совсем новой оперы, и опять он великолепно удался нам, потому что был как раз написан для нас. Плавно лились из наших сердец небесные рулады; мы выводили их с таким совершенством потому, что они большей частью состояли из хроматических переходов. По этому поводу я должен заметить, что наш кошачий род вообще – хроматический, следовательно, каждый композитор, который вознамерится сочинять для нас, сделает очень хорошо, если будет писать хроматически и мелодии, и все прочее. К сожалению, я забыл имя превосходного мейстера, сочинившего упомянутый дуэт; это славный, доблестный муж, компонист в моем вкусе.

Пока мы пели, на крышу взобрался черный кот, метавший на нас искры из своих пылающих глаз.

– Любезнейший, убирайтесь-ка отсюда! – воскликнул я ему. – Иначе я выцарапаю вам глаза и сброшу с крыши, впрочем, если вы хотите петь в унисон с нами, это вам разрешается.

Я знал, что этот юный господин, одетый в черное, обладал превосходным басом, потому я предложил спеть одну композицию, которая, правда, мне не очень нравится, но которая была очень пригодна в виду предстоявшего моего разрыва с Мисмис. Мы запели: «О, драгоценнейший, увижу ль вновь тебя?» Но едва только я хорошенько удостоверился, что черный певец мне не опасен, как вдруг близ нас хлопнулся здоровый обломок кирпича, и ужасный голос воскликнул: «Да чего эти проклятые коты так дерут глотки!» Объятые смертельным страхом, мы прыснули в разные стороны и ринулись на чердак. О, бессердечные варвары, лишенные эстетического чувства! Даже к самым трогательным излияниям любовной тоски вы остаетесь совсем нечувствительны и замышляете только мщение, смерть и погибель!