Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

– Не волнуйтесь так, любезнейший, ваша судьба – общая с участью многих почтенных людей, везде вы встретите низкое непостоянство, и, к сожалению, – в нашей породе оно встречается чаще, чем где-либо.

Я опустил поднятую лапу, несколько раз прыгнул вверх, как бы в полном отчаянии, и потом воскликнул с бешенством:

– Возможно ли, возможно ли! О, Небо, о, земля, к чему взывать еще? К аду? И кто причинил мне это? Черно-серо-желтый кот? И она, любезная сердцу супруга, когда-то нежная и верная, теперь полная адского обмана, она могла презреть того, кто так часто бывал исполнен блаженных любовных грез, убаюканный счастьем на груди ее! Лейтесь же, слезы, из скорбных очей! О, тысячу раз проклятие! Пусть черт возьмет этого пестрого мерзавца с его свиданиями за дымовой трубой!

– Успокойтесь, успокойтесь, – проговорил Муций, – вы слишком предаетесь неистовству порывистой скорби. Я не буду больше нарушать ваше сладкое отчаяние. Если бы вы, в своей безутешности, захотели себя лишить жизни, я мог бы вам дать хорошую дозу сильнодействующего порошка против крыс, но я этого не сделаю, вы – такой прекрасный, любезный кот, было бы очень жаль видеть погибшей вашу юную жизнь. Утешьтесь, пусть Мисмис бегает, куда хочет, на свете много приятнейших кошек. Adieu, mon cher! – И Муций выпрыгнул через открытую дверь.

Когда, спокойно лежа под печкой, я поразмыслил на досуге об открытиях, сделанных мне Муцием, я почувствовал что-то особенное, как будто бы тайную радость. Я знал теперь, каковы должны быть мои отношения с Мисмис, знал, что моей беспредметной тоске отныне настал конец. Но если я приличия ради выказал в первую минуту надлежащую скорбь, то же приличие, казалось мне, требовало, чтобы я покусился на жизнь черно-серо-желтого соперника.

В ночное время я подстерег влюбленную парочку за дымовой трубой и с возгласом «дьявол, изменник, скотина!» злобно устремился на соперника. Но он, будучи гораздо сильнее меня, что я, к сожалению, заметил слишком поздно, схватил меня, надавал мне страшных пощечин, так что я утратил многое из своего меха, и после этого быстро умчался прочь. Мисмис упала в обморок, но, когда я к ней приблизился, она вскочила так же быстро, как ее любовник, и умчалась вслед за ним на чердак.

С ослабевшими бедрами, с окровавленными ушами, я проскользнул к мейстеру и проклял свое желание сохранить супружеский престиж и нисколько не счел позором предоставить Мисмис вполне черно-серо-желтому коту.

«Какой враждебный рок! – подумал я. – Из-за романтической любви я был сброшен в сточный желоб, а семейное счастье, в конце концов, ничего мне не дало, кроме жестоких побоев».

На другое утро я был немало удивлен, когда, выйдя из комнаты мейстера, я нашел на соломенном коврике Мисмис.

– Добрый Мурр, – сказала она спокойно и кротко, – мне кажется, что я больше не люблю тебя так, как прежде, это меня очень огорчает.

– О, дорогая Мисмис, – ответил я с нежностью, – сердце мое разрывается, но я должен сознаться: с тех пор как стали случаться подобные вещи, и я питаю к тебе полное равнодушие.

– Не истолкуй моих слов в дурную сторону, – продолжала Мисмис, – но, друг мой, уже давно ты стал мне невыносим.

– О, Небесные Силы! – воскликнул я вдохновенно. – Какая симпатия душ! Со мной то же самое, что и с тобой.

После того как мы согласились таким образом в том, что оба мы несносны друг для друга и что нам непременно нужно расстаться навеки, мы простерли друг к другу лапы, обнялись с необычною нежностью и пролили жаркие слезы восторга и радости.

Потом мы расстались, причем каждый из нас унес воспоминание о нравственном совершенстве другого; и отныне мы оба всем говорим о душевном величии бывшей своей половины.

– И я родился в Аркадии! – воскликнул я с большим жаром, чем прежде, опять принимаясь за науки и изящные искусства.