– Совсем нет, – продолжал Крейслер, – я, правда, люблю шутки, но только злые и совсем не шутливые. В данное время мне очень хотелось бы отправиться в Неаполь и там, близ какого-нибудь мола, записать несколько хороших рыбачьих и разбойничьих песен ad usum delphini. Вы, любезнейший принц, расположены к изящным искусствам и, вероятно, не откажете мне в ваших рекомендациях…
– Вы, – прервал опять принц Крейслера, – вы большой шутник, monsieur de Krosler, и я люблю шутки, очень люблю, но теперь не смею задерживать вашу прогулку. Adieu!
– О, нет, ваша светлость, – воскликнул Крейслер, – я не могу упустить случая выказать себя перед вами в полном блеске. Вы хотели войти в рыбачий домик, там есть небольшое фортепиано. Фрейлейн Юлия, вероятно, будет так добра спеть со мной какой-нибудь дуэт.
– Еще бы, с удовольствием! – воскликнула Юлия, взяв Крейслера за руку.
Принц закусил губы и важно пошел впереди. Идя, Юлия шепнула на ухо Крейслеру:
– Крейслер! Что за странное настроение духа!
– Боже мой! – возразил Крейслер, так же тихо. – Ты убаюкана обворожительными снами, в то время как к тебе приближается змея, готовая смертельно ужалить тебя!
Юлия посмотрела на него с глубоким удивлением. Только однажды, в момент самого страстного музыкального вдохновения, Крейслер сказал ей «ты».
Когда дуэт был кончен, принц, несколько раз прерывавший пение возгласами «Bravo, Bravissimo!», изъявил теперь шумное одобрение. Он покрыл горячими поцелуями руки Юлии, уверял, что никогда пение не проникало так во всю его душу, и просил у нее позволения запечатлеть один поцелуй на этих небесных устах, с которых только что струился нектар божественных звуков.
Юлия боязливо уклонилась. Крейслер стал перед принцем и сказал:
– Так как вы, достоуважаемый, не сказали ни одного слова в похвалу мне, которую, думается мне, я заслужил, композитор и исполнитель, настолько же, насколько и фрейлейн Юлия, я вижу ясно, что со своими слабыми музыкальными познаниями я не могу оказывать на вас надлежащего действия. Но я сведущ также и в живописи и сейчас буду иметь честь показать вам маленький портрет одной личности, достопримечательная жизнь которой и странная кончина известны мне так хорошо, что я подробно могу рассказать об этом всякому, кто меня захочет слушать.
– Вот навязчивый человек! – пробормотал принц.
Между тем Крейслер вынул из кармана маленький ящичек, взял оттуда портрет и показал его принцу. Тот страшно побледнел, уставил перед собой неподвижный взор, губы его дрогнули и, пробормотав сквозь зубы «Maledetto!», он бросился вон из рыбачьего домика.
– Что это такое? – воскликнула Юлия, смертельно перепуганная. – Ради бога, Крейслер, скажите мне, что все это означает?
– А так себе, всякая всячина, веселые проказы, заклинание бесов! Посмотрите-ка, милая фрейлейн, как добрейший принц бежит через мост изо всех сил, насколько только ему позволяют его сиятельные ноги! Боже мой, он совсем отринул от себя свою кроткую, идиллическую натуру, он не смотрит больше в озеро, он не хочет больше кормить лебедя! Милый, добрый дьявол!
– Крейслер, – сказала Юлия, – ваш тон предвещает что-то недоброе. Скажите, что сделали вы с принцем?
Капельмейстер отошел от окна, у которого он стоял, и глубоким взглядом посмотрел на Юлию, остановившуюся перед ним со скрещенными руками, как будто она умоляла своего ангела-хранителя осушить слезы, заблиставшие на ее глазах.
– Нет, – сказал Крейслер, – пусть ни один ложный звук не возмутит райской гармонии, которая живет в душе твоей, милое, чистое дитя! Лживые адские духи проходят по миру под лицемерною маской, но они не имеют над тобой никакой власти, и ты не узнаешь их черных деяний! Успокойтесь, Юлия! Позвольте мне обойти ваш вопрос молчанием! Теперь все прошло!
В это мгновение в рыбачий домик вошла Бенцон, сильно взволнованная.
– Что случилось? – воскликнула она. – Что случилось? Принц, точно бешеный, сейчас промчался мимо, даже не заметив меня. Перед самым замком навстречу ему вышел адъютант, они оживленно переговорили о чем-то, потом, как мне показалось, принц дал адъютанту какое-то важное поручение: потому что в то время, как принц пошел в замок, адъютант поспешил в павильон, где он живет. Садовник сказал мне, что ты стояла с принцем на мосту. Мной овладело страшное предчувствие какого-то несчастия, сама не знаю почему, я поспешила сюда… Что случилось?
Юлия рассказала все.
– Тайна? – резко воскликнула Бенцон, бросая на Крейслера испытующий взгляд.
– Любезная советница, – отвечал капельмейстер, – бывают моменты, положения, ситуации, при которых человеку приходится сохранять полное молчание, потому что, если он откроет свой рот, он не будет в состоянии сказать ничего, кроме странной бессмыслицы, которая приведет в раздражение всех здравомыслящих людей.
Этим вопрос был исчерпан, хотя, по-видимому, советница была оскорблена молчанием Крейслера.