Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

Я объяснил, что, порвав с очаровательной Мисмис, я всецело увлекся науками, а потому не мог даже и подумать о прогулках. Я сказал, что нимало не стремлюсь к обществу, ибо у мейстера располагаю всем, к чему тяготеет мое сердце: у меня есть размазня, есть жаркое, рыба, мягкая постель… Спокойная, беспечальная жизнь является высшим благом для кота таких дарований и склонностей, как мои; тем более, значит, я должен бояться утратить свое спокойствие и показываться в свете. Строго говоря, мое душевное расположение к малютке Мисмис еще не совсем угасло, и свидание с ней легко могло бы повести меня к увлечениям, которые, пожалуй, приведут потом к горькому раскаянию.

Муций, пригладив немного своей кривой лапой морду, бороду и уши, уселся рядом со мной на подушке. Затем, помурлыкав несколько секунд в виде доказательства душевного своего благополучия, он начал говорить растроганным тоном:

– Благодарите судьбу, любезный друг Мурр, что мне пришла счастливая мысль посетить вас в этой уединенной келье; хорошо также, что мейстер впустил меня сюда без всяких противоречий. Вы находитесь в величайшей опасности – опасности, которой подвергаются лишь юноши-коты, обладающие известной долей остроумия и надлежащей крепостью мускулов. Другими словами, вы находитесь в опасности сделаться брюзгой и отвратительным филистером. Вы говорите, что слишком заняты науками, для того чтобы иметь досуг на знакомства с котами. Извините, любезный друг, но, на самом деле, вы имеете вид жизнерадостного, упитанного, гладкого празднолюбца, а вовсе не какого-нибудь педанта-книгоеда. Поверьте, именно эта проклятая сытая жизнь делает вас таким ленивым и неподвижным. У вас было бы совсем другое настроение духа, если бы вы, как наш брат, бродячий кот, должны были говеть, пока где-нибудь не найдете пару рыбьих костей или не изловите какую-нибудь жалкую пичужку.

– Я думал, – прервал я друга, – что у вас вполне хорошее, обеспеченное положение. Да ведь ты, братец, раньше был…

– Об этом как-нибудь в другой раз, – гневно проговорил Муций. – А вы все-таки филистер, и я запрещаю вам говорить мне ты, пока мы не выпьем с вами на брудершафт.

Извинившись возможно вежливее перед разгневанным другом, я просил забыть нашу минутную размолвку. Он продолжал более мягким тоном:

– Итак, приятель, вам нужно переменить образ жизни. Вам нужно проветриться, котов посмотреть и себя показать. Белый свет велик.

– Муций, друг мой, что вы говорите! – воскликнул я с испугом. – Разве вы забыли, что я вам рассказывал в подвале несколько месяцев тому назад, как я однажды выпрыгнул из английской коляски, как, вступив в свет, я натолкнулся на различные пренеприятные приключения? Вы забыли, как я только благодаря доброте Понто был в конце концов спасен и возвращен к моему мейстеру?

Муций злорадно улыбнулся.

– Да, – возразил он, – действительно, вот штука! Добрый Понто! Этот надменный фат, дурак, лицемер, принявший в вас участие потому, что ему нечего было делать, потому, что его самого это позабавило! А попробуйте вы отыскать его в Пудель-ассамблее или на собачьей сходке – он сделает вид, что не узнал вас или даже искусает! Добрый Понто! Вместо того чтобы ввести вас в истинную сферу светской жизни, он набил вам голову глупейшими человеческими историями! Нет, Мурр, смею вас уверить, вы тогда попали совсем не в свою сферу! Поверьте мне, все ваши занятия в такой изолированной обстановке не принесут вам ни малейшей пользы. Вы все-таки, в конце концов, останетесь филистером, а что может быть скучнее и пошлее ученого филистера!

Я чистосердечно признался Муцию, что, собственно, не вполне понимаю, к чему клонится его речь, а также, что нужно в точности разуметь под выражением «филистер».

– Эх, приятель, – отвечал Муций, улыбаясь с приятностью, так что в это мгновение он похорошел и показался мне прежним Муцием, – эх, приятель, было бы напрасно пытаться объяснить вам все: вы никогда не поймете, что такое филистер, пока сами не перестанете быть филистером! Но, если хотите теперь же ознакомиться с главнейшими чертами котовского филистерства, тогда я…

(Мак. л.) …необычайное зрелище. Посредине комнаты стояла принцесса Гедвига, лицо ее было смертельно-бледно, взгляд неподвижен. Принц Игнац забавлялся с ней, как с манекеном. Он поднимал ее руку вверх – и рука неподвижно висела, нагибал ее вниз – она опускалась. Он тихонько подтолкнул Гедвигу вперед – она пошла, он остановил ее – она стала, посадил ее в кресло – она беспрекословно села! Принц так был поглощен своей игрой, что не заметил, как кто-то вошел в комнату.

– Что это вы делаете, принц?! – воскликнула княгиня.

Принц, хихикая и радостно потирая руки, заявил, что сестра Гедвига сделалась теперь доброй и послушной, делает все, что он хочет, и даже не спорит, как прежде, и не бранит его. При этом он опять начал командовать и приводить принцессу в самые различные положения. Каждый раз, когда она беспрекословно вставала или садилась, он громко смеялся и радостно прыгал.