– Всепокорнейше благодарю! – проговорил лейб-камердинер, пряча в карман золотую табакерку, потом, откашлявшись, он сказал: – Смею уверить, ваше высокопревосходительство, что его светлость, князь, чрезвычайно обеспокоены с тех пор, как принцесса Гедвига неизвестно каким образом лишилась всех своих чувств. Они изволили стоять здесь у окна целые полчаса и так барабанили пальцами по стеклам, что кругом звон шел. Но такой походный бодрый марш, как имел обыкновение выражаться покойный мой зять… Ведь вы, ваше превосходительство, знаете, что мой зять, придворный трубач, был человек искусный, голос его гремел, как раскатистая соловьиная песня, а что касается…
– Да я все это знаю, любезнейший, – прервал гофмаршал словоохотливого лейб-камердинера. – Покойный ваш зять был превосходным придворным трубачом, но теперь вы мне скажите, что делал и говорил светлейший князь, когда он изволил наигрывать военный марш?
– Что делал, что говорил? – переспросил лейб-камердинер. – Гм! Не очень-то много. Его светлость обернулись ко мне, посмотрели на меня пристально, поистине огненными глазами, изо всей силы дернули звонок и при этом громко воскликнули: «Франсуа! Франсуа!» – «Я здесь, ваша светлость!» – воскликнул я. Но светлейший князь изволили гневно сказать: «Осел, зачем ты тотчас этого не сказал?» И потом: «Костюм для прогулки!» Я исполнил приказание. Его светлость изволили надеть на себя зеленый шелковый сюртук без звезды и отправились в парк. Они запретили мне следовать за собой, но… ведь нужно же, ваше превосходительство, знать, где находится его светлость, может случиться несчастие… Я следил издалека и заметил, что его светлость направились к рыбачьему домику.
– К мейстеру Абрагаму? – воскликнул гофмаршал с изумлением.
– Точно так, – ответил лейб-камердинер, состроив важную, таинственную мину.
– В рыбачий домик, к мейстеру Абрагаму, – повторил гофмаршал. – Еще ни разу светлейший князь не посещал мейстера в рыбачьем домике.
Наступило многозначительное молчание, потом гофмаршал опять продолжал:
– И князь не подал ни малейшего вида?
– Ни малейшего! – ответил глубокомысленно лейб-камердинер. – Однако, – продолжал он, хитро улыбаясь, – окно в рыбачьем домике выходит прямо в густой кустарник, там есть такое углубление, где слышно решительно все, что говорится в домике, можно было бы…
– Любезнейший, если бы вы это устроили! – воскликнул гофмаршал в полном восхищении.
– К вашим услугам, – проговорил камердинер и тихонько скользнул в сторону.
Но только что он вышел из-за куста, как столкнулся с князем, который именно в это время возвращался в замок. Камердинер в боязливом почтении отпрянул назад.
– Vous etes un grand болван! – прогремел князь, обращаясь к нему, потом, холодно сказав гофмаршалу «Dormez bien», он удалился в замок вместе с лейб-камердинером.
Гофмаршал стоял совершенно обескураженный. «Рыбачий домик, мейстер Абрагам, dormez bien», – пробормотал он и решил немедленно отправиться к государственному канцлеру посоветоваться насчет значения этого таинственного события и возможных из него последствий.
Мейстер Абрагам проводил князя именно до того самого куста, где находились гофмаршал и камердинер. Здесь он вернулся назад по приказанию князя, не желавшего, чтобы из окон замка увидели его светлость в обществе мейстера.
Благосклонный читатель уже знает, насколько князю удалось замаскировать тайный визит к мейстеру Абрагаму. Но кроме камердинера еще одна особа выследила князя незаметным для него образом.
Мейстер Абрагам почти дошел до своего домика, как вдруг совершенно неожиданно прямо перед ним показалась советница Бенцон на одной из аллей, уже начинавших темнеть.
– Ха, – воскликнула Бенцон с горьким смехом. – Князь совещался с вами, мейстер Абрагам. Вы на самом деле являетесь опорой княжеской фамилии: и на отца, и на сына вы распространяете благодеяния своей мудрости и опытности, и если какой-нибудь добрый совет окажется слишком дорогим или неисполнимым…
– Тогда, – прервал мейстер Абрагам госпожу Бенцон, – найдется некая советница, являющаяся настоящим светилом, которое все здесь озаряет своим лучезарным блеском, и под благодетельным покровительством которого может вести беспечальную жизнь и бедный старик – органный мастер.
– Не смейтесь так, мейстер Абрагам, – проговорила Бенцон. – Светило, озаряющее здесь все своим лучезарным блеском, может скрыться с нашего горизонта, побледнеть и совсем погаснуть. Странные события, по-видимому, готовятся в уединенном семейном кружке, который называется здешним двором. Быстрый отъезд жениха, которого ждали с таким нетерпением, – ужасное состояние Гедвиги… Это должно было глубоко поразить князя, если бы только он не был совершенно бессердечным человеком.
– Вы не всегда были такого мнения о нем, госпожа советница, – возразил мейстер Абрагам.
– Я вас не понимаю, – презрительно проговорила Бенцон, бросив на мейстера уничтожающий взгляд и потом быстро отвернув свое лицо.