Лебяжий

– Жизнь наша всякой всячиной напичкана. А самое главное в ней – работа. Вот и суди, Раечка, людей по работе.

– Работу и с добрыми помыслами делают, и с дурными.

– Как бы там ни было, человек в деле ломает себя, лучше становится. То же и Горкин... Он, знаешь, очень одаренный геолог. По поводу прогиба высказал немало интересных соображений. А слабости... у кого их нет?

– Умный ты у меня... как страус, – невесело вздохнула Раиса и убрала руку.

– Почему страус, а не утка? – улыбнулся Мухин.

– Ну, какая ты утка? Ты – страус, – упрямо повторила Раиса и, склонившись над мужем, шепнула в лицо, словно это была тайна: – Он бегает быстро и прячется хорошо.

Поцеловав его, Раиса отправилась в аппаратную. Татьяна Борисовна только что приняла радиограмму. «Лебяжий зпт Мухину, – читала Раиса. – Немедленно объясните свои действия тчк Саульский».

– Все объясним в свое время. А пока свяжите меня с пятой.

– О, у нас новая власть! – удивился Мурунов, вышедший на связь.

– Со временем все меняется, Игорь Павлович: власть, мужья, клички собак... – быстро взглянув на Татьяну Борисовну, сказала Раиса. – Но давай по существу. Когда забурка?

– Не позже чем в пятницу.

– Молодцы.

– Не понял, – дурачился Мурунов. – Повтори.

– Молодцы, говорю. Что нужно?

– Немножко везенья.

– Вышлю с попутным вертолетом. Что еще?

– Из главка что-нибудь было?

– Пока ничего, – схитрила Раиса. Зачем до времени людей волновать? – До связи.

– До связи.

В бригаде Прудаева шли испытания. Скважина дала воду.

– Готовимся к переезду на Лебяжий, – сообщил мастер.

– Не тяните, – сказала Раиса и попросила журнал. – Скажите, вы передали радиограмму о причинах задержки на Лебяжьем?

– Конечно, – уверила Татьяна Борисовна и тотчас нашла нужную страницу. Радиограмма значилась под номером 104-а. Почему с индексом? И почему так густо вписан текст? Скорее всего «рд» не отправили. И зарегистрировали задним числом. Подозрительна и готовность, с которой радистка открыла нужный лист. Впрочем, сейчас не это главное. Нужно решить, что сказать Мухину. Или скрыть до поры? От него вряд ли скроешь. По лицу угадает.

Приглядевшись к жене, Мухин медленно погрозил ей широким раздавленным пальцем.

– Ты что-то утаиваешь, Раечка! А ну сознавайся!

Раиса молча подала радиограмму Саульского.

– Наконец-то! Что же он так поздно?

– Думаю, есть на то причины, – уклончиво сказала Раиса и, уводя разговор, спросила: – Ты не устал Ваня? Я о Севере говорю...

– О Севере? – Мухин задумался, мелко поморгал и тихо-тихо ответил: – Устают те, кто с собой носится. А у меня ноша легкая.

– Может, уедем отсюда? Не совсем, хотя бы на время, – торопливо поправилась Раиса, увидав, что муж морщится. – Подлечишься, потом вернемся.

– Так оно, – согласился Мухин и тронул сердце: «На сколько ж тебя хватит?» Вспомнилось, как отец, вернувшись с войны, сидел за столом, пил, пел, подыгрывая себе на гармошке. Трехрядка вдруг взвыла, упав с плеча. Отец ткнулся щекой в мехи. В глазах стыло удивление, которое даже смерть не могла убить.

– Так оно, – голосом, от которого Раису передернуло, повторил Мухин. – Да ведь на мне должок висит... Рассчитаюсь, тогда посмотрим.

– Рассчитаешься... если позволят.

– А кто запретит? Теперь уж не смогут. Снимут с должности – рабочим пойду. Однако что же мы Саульскому-то ответим?

Но отвечать не пришлось. Утром – легок на помине – прибыл Саульский.

12

– Гора двинулась к Магомету, – с видимым спокойствием заключил Мухин и сделал попытку встать.

– Лежи уж, лежи. Тем и спасешься, – сердито сверкнув недобрыми красноватыми глазками, проворчал начальник главка.

– Если будете отчитывать, то покороче, – сухо предупредила Раиса.

– Отчитывать? – повернувшись всем туловищем, Саульский прикусил от удивления мундштук погасшей трубки. – Отчитывать... кгхм! Да его не отчитывать – судить надо!

– Вы все же короче, – еще строже напомнила Раиса, посмотрев на часы.

Горкин, едва удерживаясь от смеха, кусал ус.

– Однако... – яростно засосав трубку, проскрежетал Саульский и смерил женщину гневным взглядом. – Вам известно, с кем разговариваете?

– Я врач. И у себя дома. Пожалуйста, не курите.

Саульский вырвал из зубов трубку и, прижав пепел пальцем, сунул в карман.

– Даже у туземцев... кажется, в Новой Гвинее, – продолжала Раиса, – больной человек неприкосновенен.

Горкин выпустил изо рта слегка истерзанный ус и расхохотался.

– Я же докладывал вам, Сергей Антонович, – начал он, с веселой дерзостью выдержав свирепый взгляд Саульского. – Тут по моей вине застряли...

Раиса и Мухин уставились на него во все глаза, пытаясь вникнуть в причину, побудившую Горкина донкихотствовать. Это было великодушно, но Мухин привык сам отвечать за свои поступки.

– Я вел караван, – продолжал между тем Горкин. – На сто шестом километре тормознулись. Чтобы не терять зря времени, я приказал начать монтаж... В конце концов Курьинский прогиб обещает...

– Я не просил тебя... – резко перебил Мухин. – Я не просил вас быть козлом отпущения!