Лечебное дело zyablikova

Чеа опустила глаза и начала стряхивать с подола хир.блузы невидимую частичку. Оттенок улыбки стал насмешливым.

– Какое благородство, доктор! Откуда вы знаете, чего я хочу? Я вам этого не говорила…

– Что, неужели хочешь этого… самого… со мной? – в ужасе промямлил zyablikov.– Неужели у тебя есть ко мне какие-то чувства, кроме… ведь я даже старше твоих родителей… подобное заблуждение может дорого тебе обойтись в дальнейшем…

Он неудержимо нёс околесицу, стремительно теряя лицо, но Чеа решительно перебила растерявшегося:

– Доктор, вы снова говорите, говорите, говорите – много и невнятно! как бледный герой европейского романа XIX века, который всегда уверен, что знает, чего хочет девушка и чего не может он. Бла-бла-бла! – передразнила она.– Но опавшие цветы никогда не вернутся на ветку, если все слова сказаны, должно последовать действие. Нас с вами уже никто не спрашивает, хотим мы или не хотим! Здесь же Азия, доктор, здесь easy life. Но вот, вы снова говорите, снова пытаетсь окутать туманом слов ясность происходящего…

– А ты что, читала европейские романы?– ожесточённо фыркнул zyablikov.– Какие? «Tess of the d'Ubervilles»?

– Ох, доктор… вы да, ну очень умны, но молчите лучше и слушайте!– Чеа так стрельнула глазами, что немолодой человек мигом прикусил язык. – Сперва я думала, что вы меня не воспринимаете всерьёз, что вам просто доставляет удовольствие смущать меня… и очень переживала, не в силах ни на чём сфокусироваться, даже на работе. Но вчера я вдруг поняла, что вашим высокомерным поведением управляют только тревога и страх, доктор!

«Эк, как она меня… куда хуже, чем разбор облико морале на комсомольском собрании»…– поёжился zyablikov.

– Вы боитесь, что вас могут обвинить в том, что честная девушка пала жертвой вашего европейского лицемерия! Успокойтесь, доктор, я никуда не падаю – я просто иду своим путём, и мой путь – это путь мудреца, путь смирения… А вот вы непонятно, каким путём идёте, куда идёте и зачем, и даже откуда пришли, не знаете! Вы подобны сухому листу, который носит ветер, хотя и считаете, что идёте по пути воина…

– Я вам нравлюсь, доктор! Я всегда замечала ваши взгляды… я ведь не хуже собой, чем другие девушки, ну те… с Риверсайда… и вы свободны, я свободна… и вот, я согласна уединиться с вами, зная, что вы ко мне тут же охладеете. Это испытание, которое я готова пройти. И для вас это такое же испытание, только двое вместе смогут его пройти… или не пройти… но сами вы страшитесь испытания… и это не путь воина, доктор!

– Но доктор Жан и твои товарки, они же всё видят!– заорал zyablikov.– А это уже никак не «двое»! Испытание или нет, но мы не сможем это организовать так, чтобы осталось только между нами – невозможно утаить что-то в этой Азии дурацкой!

– Такова Азия, доктор! Бросаешь камень, идут круги- и этого почему-то страшатся все европейцы… хотя это ведь так красиво – в этом гармония, связь всех вещей между собой… А вам, доктор, – перешла Чеа к обличению,– хотелось бы, чтобы камень упал в воду бесследно и никакой связи между вещами бы не было, кроме той, которая принесёт выгоду только вам! Европейцам кажется, что Азия разрушает их планы – и она их действительно разрушает. Так как это эгоистические, сиюминутные планы, направленные либо на личное обогащение, либо на удовлетворение своих желаний, своего тщеславия. Никто из вас не видит пути и не хочет следовать им – хотя путь чёток и прям, он появляется у каждого, кто сюда приезжает. Поэтому Азия и не принимает европейцев! И вам тоже придётся уехать, доктор, когда вы поймёте, что у вас нет пути, а жить, не идя по пути, в Азии нельзя…

zyablikov улучил минутку и вставил 5 копеек в эту горячую речь:

– Да, такой вот непутёвый я, наверное… Ну, хорошо, допустим, что мы с тобой пойдём своим путём…– вкрадчиво проговорил он,– отпустим друг друга, отныне каждый возьмёт и пойдёт своим путём, не теряя лица…

Чеа глубоко, порывисто вздохнула- продохнула, как бывает иногда при ИВЛ- её спокойствие и безразличие давались ей нелегко.

– Увы, мой путь лежит передо мной, а вам ещё только предстоит найти свой, доктор! Мне бы очень хотелось, чтобы вы, когда вернётесь в Россию, сохранили добрую память о бедной камбоджийской девушке, которая работала с вами. Если для этого нужно возлечь с вами на ложе- я возлягу. Если вы пожелаете, чтобы я последовала за вами в Европу- я последую. Если вы просто сохраните память обо мне, и вам для этого от меня ничего не нужно – пусть будет так, доктор. Я же всегда буду помнить вас и гордиться тем, что с вами работала…

– Ты удивительная девушка, Чеа, и я, конечно же, сохраню о тебе самую чистую и светлую память!– неожиданно звонко воскликнул zyablikov, тронутый до глубины души её откровением.– Ты даже не представляешь, как я благодарен тебе за готовность пожертвовать собой для моего душевного комфорта… но тогда это будет уже не комфорт… дожив без цели, без трудов до 54 годов… гм, ну, я просто буду знать, что на свете есть такие девушки, и, как говорится, «что тебе ещё надо, собака»…