Лечить нельзя помиловать (СИ)

С Мартином Лютером, доктором магической медицины, почетным целителем Объединенного королевства было легко и забавно. Такой же простолюдин, как и я, Мартин избрал путь медицинской науки, посвятив себя преподаванию и образованию молодых одаренных. Мы сошлись с ним по случаю: я ездила на конференцию от роддома для фениксов, заменяя приболевшего заведующего отделением, а господин Лютер выступал с докладом в качестве почетного гостя. Тогда еще доцент, целитель обратил внимание на скромную эрлу, использующую в речи неспецифические для королевства термины. Во время перерыва он подошел первым и немудрящей шуткой разбил скованность, охватившую меня. Слово за слово…

— Очаровательно, — вода хлынула в ботинок, стоило ступить на брусчатку. — Насморк, кашель и боль в горле? Сегодня по скидке, пара воспаленных миндалин по цене новой обуви. Покупаешь ботинки — жар и ломота в подарок.

— Мама, мама, а почему тетя с ботинками разговаривает? — мимо проходящая девочка тыкнула в меня пальцем.

— Пойдем, Лиззи, она сумасшедшая, — осуждающе покачала головой горожанка, уводя ребенка прочь в магазинчик сладостей.

«Боги великие, уже с собственными ботинками поговорить нельзя» — возмутительно. Может, я заразилась от капитана скудоумием, и нет для меня лучшего собеседника, чем пара собственной обуви. Хотя… На фоне Гвардейшества даже половая тряпка — лучший собеседник.

Ух, оторвать бы ему… Уже оторвано. Само усохло и отпало, необратимо повлияв на мозг: рухнула адекватность, повредилось достоинство, а давление на самооценку вызвало ее неадекватный рост. О чем я только думала? Лучше остальных? Ха-ха-ха, наивная лекарка! Он такой же заносчивый и надутый индюк, как прочие аристо. И не стоит даже мизинца моих пациентов, лечащихся на честно заработанные деньги, а не отобранные у крестьян под видом налогов на узурпированный чернозем.

Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, мне — броневик и транспарант!

«Он просто мальчишка, — безнадежно констатировала рассудительность. — Мальчишка, болезненно переживающий потерю смысла жизни, и дергающийся на каждый ядовитый взгляд».

Двойная утрата: мужественности и потенциальная потеря титула загнали маркиза в угол, вынуждая остро переживать жизненные изменения. Но я ему не психотерапевт. Пусть сам разбирается с собственными тараканами и извиняется, если хочет продолжать сделку. А если нет — скатертью дорога. Мне не нужен мужчина, не умеющий работать над собой и справляться с перепадами настроения.

Тьфу, то есть не мужчина, а партнер по сделке!

И извиняться лучше показательно с поклонами в пояс и корзиной мясных деликатесов.

Бредя по лужам в сторону дома, я невольно погружалась в легкое уныние. Отдавать кровь на анализ — это почти расписаться в собственном бессилии. Но простатит с ним, этим бессилием. Куда хуже, что лаборатория работает только на корону, исполняя частные заказы абы как. Тут бы мне пригодился статус будущей маркизы, но… Противно прибегать к нему. До тошноты противно. Особенно после вчерашнего вечера, когда я вернулась злющая и голодная, собственноручно замесила тесто и выместила на нем свое негодование. Как говорила бабушка, нет лучшего тестомеса, чем разозленная девка.

— И что прикажешь делать с пятью килограммами сдобного? — поинтересовалась наутро Женевьева, оглядывая мучное побоище на кухне. — Как прошло свидание? Он подарил тебе экипаж?

— Он подарил мне повод его ненавидеть.

— Ну-ну, милые бранятся, — заговорщицки подмигнула домработница, принявшись за выпечку. — Не принимай близко к сердцу, Аленька, мужчины — они как дети, сначала наломают дров, а потом ходят вокруг и чешут репу.

— Да он…

— Если решит сжечь поленья — смело бросай, — мудро продолжила женщина. — А если построит из этих дров поленницу, укроет от дождя и обеспечит тебе тепло в очаге, не спеши рубить с плеча, ладно?

Наверное, я слишком прагматична, чтобы понимать метафоры и местные афоризмы. Ибо на мой взгляд, капитан не просто наломал дров, а сжег единственный мосток взаимопонимания между нами. И без того хрупкое перемирие, построенное на тернистом диалоге двух сложных индивидуальностей, рассыпалось в пыль. А я, между прочим, каблуки вчера надела ради него!

«Взять бы тебя за химок да в онкодиспансер. Посмотреть на бедняков, лечить которых якобы зазорно. Или в детский туберкулезный стационар, чтобы до конца жизни тремором и заиканием страдал», — гневные мысли слеплялись в жвачку, гоняя по кругу негодование.

— Эрла! — по плечу хлопнула чья-то рука. — Вы — эрла Пономарёва?

— Да, я, — озадачено повернулась к говорящему.

Позади стоял мокрый почтальон, прикрывая голову кожаной сумкой. Из внутреннего кармана рабочей формы торчал серый конверт — магический вестник.

— Как вы меня тут нашли? — изумление тронуло до глубины души.

— Это моя работа, — пожал плечами курьер. — Вам срочное письмо.