— Чистопородный пес, — произнес он веско, — либо лучший пес на земле, либо худший. В первом случае он способен научиться слушаться и вести себя во всем так, как положено чистопородному животному. И для этого не нужны ни наказания, ни крики. Во втором случае владельцу стоит отыскать простачка и продать ему никчемную шавку за тысячу сто долларов. Вы заметили, наверное: я сказал «владельцу», а не «хозяину». Эти два термина — как небо и земля. Любой, кто готов заплатить за собаку ее цену, становится ее владельцем, но даже все деньги на свете не сделают человека хозяином собаки, если он сам не сможет стать им. Подумайте над этим.
Фермер с Уолл-стрит побагровел. Хозяин уже раскаивался в том, что из-за недоверия к Лэду и убийства фазанчика резко говорил со своим гостем — пусть незваным, нежеланным, но гостем. А тот крякнул, хмыкнул, надел на Мелисанду ошейник и ворчливо осведомился, нельзя ли посадить ее в свободную конуру.
Хозяйка вернулась к мужчинам, когда садовник увел бестию стоимостью одна тысяча сто долларов в ее временное пристанище. К этому моменту Хозяйка совладала с чувствами и смогла вежливо обратиться к гостю:
— Я никогда не слышала о такой породе — прусская овчарка. Она обучена пасти овец?
— Нет, — ответил Фермер с Уолл-стрит. При мысли о чудесных свойствах его любимицы он сразу позабыл о неприятных словах Хозяина. — Еще нет. Вообще-то она ненавидит овец. И она такая молоденькая, мы даже не пробовали дрессировать ее. Два-три раза мы водили ее на пастбище — всегда на поводке, разумеется, но она набрасывается на овец и чуть с ума не сходит от злости. Макгилликадди говорит, что овцам вредно пугаться. Так что пока мы держим Мелисанду подальше от них. Но к следующему сезону…
Больше он ничего не успел рассказать. Протяжный жалобный вопль, испущенный луженой глоткой, прорезал спокойную атмосферу Усадьбы.
— Морти! — в панике выпалил гость. — Это Морти! Скорее!
Определить, откуда доносится этот пронзительный визг, было несложно. Туда и побежал Фермер с Уолл-стрит — вверх по ступеням веранды и затем в дом. Следом за ним поспешили Хозяйка и Хозяин.
Лапочка Мортимер, как оказалось, был слеплен из того теста, из которого делают исследователей. Никакие ограничения, даже веранда, не могли помешать ему изучать новое. Дурацкие разговоры взрослых ему наскучили, дружеские знаки внимания Лэда утомили, и мальчик проскользнул через приоткрытую входную дверь в гостиную.
День выдался прохладный, и в камине полыхал веселый огонь. Перед камином раскинулся огромный глубокий диван. Ровно посередине дивана лежало что-то пушистое и серое — словно клубок пыли, который служанка заметает под кровать.
Когда Мортимер и не отстающий от нового идола Лэд вошли в комнату, мохнатый шар лениво развернулся и потянулся — и стало понятно, что никакой это не шар, а необыкновенно пушистый серый котенок — новая персидская кошечка Хозяйки, крайне вспыльчивая и носящая загадочное восточное имя Типперэри[8].
Обрадовавшись такому открытию, Мортимер схватил Типперэри и попытался дернуть ее за пушистый, как у лисы, хвост. Разумеется, ни одному здравомыслящему человеку не надо объяснять принципиальное отличие сердца кота от сердца собаки. И также ни один знаток персидских котов не удивится, услышав, что Типперэри отнеслась к хулиганским действиям малыша совсем не так, как Лэд.
Молниеносное движение передней лапой, и Типперэри очутилась на свободе. Морти непонимающе моргал, разглядывая четыре ровные, параллельные красные полосы на тыльной стороне своей ладошки, а Типперэри просто перебралась на дальний конец дивана, где и улеглась, чтобы возобновить прерванный дневной сон.
Дикая ярость внезапно вспыхнула в мозгу Мортимера. Оглушительно вопя, он схватил кошку за загривок, чтобы уберечься от зубов и молниеносно разящих когтей, и потопал с ней к пылающему огню. Он уже занес руку, чтобы швырнуть противную обидчицу в алое сердце пламени. И тогда вмешался Лэд.
Нет, Лэдом двигало отнюдь не сочувствие к Типперэри; к вздорной персидской кошке он всегда относился с нескрываемой прохладцей. Сомнительно даже, что он вполне понимал намерение Морти.
Зато одну вещь он понимал совершенно четко: глупый ребенок направляется прямо к огню. Как поступали многие мудрые псы до него и будут поступать после, Лэд бесшумно встал между огнем и ребенком — лохматая стена выросла между несмышленышем и опасностью.
Однако гнев так неудержимо влек Мортимера к камину, что собака успела остановить его, когда мальчика от огня отделяло всего восемнадцать дюймов.
Жар горящих бревен на таком расстоянии был почти нестерпим. Он проникал через толстую шубу Лэда и жег нежную кожу. Но словно скала стоял он на месте.
Когда дорогой сердцу Мортимера план зажарить котенка сорвался, он удвоил громкость воплей. Спина Лэда была выше, чем глаза ребенка. Тем не менее Морти попытался перебросить кошку в огонь через этот неподвижный барьер.