Лед

Портье, молодой и худощавый, вставил ногу в дверной проем, не позволяя закрыть дверь, а Шон собрался с силами и, отпихнув Кингсмита, вырвался в коридор.

Зеркала отразили избитого мужчину в костюме и при бабочке. Другие портье спешили по коридору к нему с растерянными лицами, отводя глаза. Позади он слышал, как Кингсмит зовет его вернуться: Шон, мальчик! Но он продолжал ковылять дальше, хотя перед глазами все расплывалось, а голова раскалывалась от боли. Он давил кулаком на каждый дверной звонок, понимая, что ему нужны свидетели, но ни одна дверь не открылась и никто не попытался помешать ему. Перепуганная горничная, вышедшая со служебной лестницы, отскочила обратно, Шон ввалился за ней на лестничную площадку и, схватившись за медные перила – единственное, на чем он мог сконцентрировать взгляд, – побежал вниз по черно-белым ступеням, которые привели его на площадку, где пахло моющими средствами и едой. Множество лиц уставилось на него.

Шон был на служебном этаже, по всем сторонам виднелись двери. Услышав шум и гам из-за двойных дверей, он зашел туда и оказался на кухне, бурлившей перед завтраком. Никто не остановил его; напротив, перед ним все открывали двери, пропуская дальше как можно скорее, и наконец Шон ощутил прохладный воздух и вышел на задний двор, к большим мусорным бакам. Кто-то придержал его за плечо и подвел к воротам, которые раскрылись, чьи-то руки направили его к выходу, и Шон опустился на четвереньки на серую, грязную мостовую Мейфэра, на рассвете.

Он привычно сунул руку в карман за телефоном, но не нашел его. Он поднялся на ноги и доковылял до бордюра на углу. Голова раскалывалась, словно в ней застрял топор, и каждый удар сердца отдавался болью в глазах. Дойдя до угла, он осмотрелся.

Кингсмит присел рядом с ним и забрал у него телефон.

Шум Парк-лейн накатил на него волной. Мимо ехал свободный кеб, с желтым фонарем, но когда Шон выставил руку, тот прибавил скорость и проехал мимо. Следующий кеб погасил фонарь при приближении и тоже проехал мимо. И так же было со следующим. Шон потрогал лицо и увидел кровь на пальцах. Край губы снова кровоточил. Он взглянул вниз и увидел кровь на рубашке. Почему Кингсмит забрал у него телефон? И почему он боялся его?

Коридор, все эти портье… Шон пошел в сторону Парк-лейн, просто потому, что знал дорогу. Путь домой. Ему нужно было домой, он это понимал, и если он попадет в парк, можно будет не спешить.

Загудели сирены, когда он вышел на проезжую часть, но он поднял руку и дошел до зеленой полосы, разделявшей Парк-лейн, и уставился в сторону Мраморной арки, где кружили красные автобусы. Подождав, пока два из них проехали мимо, Шон заковылял к южной полосе, снова вызвав гул сирен. Впереди была зелень парка, и он чувствовал его прохладу. Посмотрев на деревья, неверной походкой он двинулся вдоль черной металлической ограды к входным воротам. И там, на входе в парк, он увидел впереди лошадей. Кавалерийских лошадей, выполнявших упражнения.

Даже сейчас, избитый и окровавленный, Шон не мог не восхищаться ими. Он ухватился за ограду, глядя на лошадей, выстроившихся на изгибе дороги. Он появился как раз вовремя – они собирались пуститься рысью. Лицо Шона резанула боль от улыбки. Сейчас они пойдут галопом – и вот он, здесь.

Их поступь отдавалась у него в ногах, он услышал, как один из всадников крикнул ему стоять, и они пронеслись мимо, так что он ощутил вибрацию всем телом и увидел пятна света на лошадиных шеях, и темные разводы пота, и волнистые черные гривы и хвосты. Все его мысли растворились в добром теплом животном запахе.

Шон, ты дома? У меня плохая новость…

Лошади пронеслись перед ним, и за ними открылся простор Гайд-парка, а позади него шумела утренняя улица. Шон продолжал держаться за ограду.

Шон, мальчик… нашли Тома…

Дознание в связи с гибелью Тома. Дознание, последний день в Кентербери, сегодня, этим утром. А там, по ту сторону Парк-лейн, отель «Кэррингтон» и Джо Кингсмит… И корабль! Теперь он вспомнил.

Он сплюнул в ладони и пригладил волосы, поднял лацканы пиджака, чтобы закрыть часть лица, и расправил плечи. Затем он выбежал обратно к Парк-лейн и, увидев первое свободное такси, поднял руку самым властным жестом, на какой оказался способен, и заскочил внутрь прежде, чем водитель успел возразить ему.

– Кентербери, – сказал он через интерком.

– Кентербери? Тебе в больницу надо, приятель. – Водитель нахмурился, глядя на Тома в зеркальце заднего вида. – Я отвезу тебя.

– Нет. Мне нужно попасть в Кентербери, услышать заключение суда. – Шон неловко снял свои часы. Стерев кровь, он протянул их в окошко. – Я должен быть там. Можешь взять часы, если довезешь.

Заголосили сирены, когда водитель повернул кеб, съехал с трассы в конце парка и остановился, чтобы рассмотреть часы. Он снова взглянул в зеркальце на Шона:

– Это, похоже, настоящие.

Шон поморщился, когда улыбка резанула его по губе.

– Я знаю.