— Слушайте, чего вы добиваетесь?
Я с неприязнью уставилась на свежеиспеченного муженька.
— Хотите, чтобы я признала, что мужчина — пуп земли? Что ему позволено то, что не позволено женщине? Что он сильнее, умнее и способнее? Так я вам скажу, что это полная чушь. Женщины ни в чем не уступают вам, мужчинам. Ну, разве что, в первородном гоноре, с которым, лично я не собираюсь считаться.
Выпалив эту тираду, я отвернулась к окну.
— Кто он? — неожиданно спросил Кимли.
— В смысле?
— Кто тот мужчина, что вас обидел?
В голосе Проклятого послышалось сочувствие. Доргово, мать его, сочувствие.
— Да, пошел ты, — я с ненавистью посмотрела на Кимли. — Чего ты ко мне в душу лезешь? Думаешь, если нас расписали, так ты теперь получил на меня все права? Даже не надейся. Ты мне — никто. А свои права засунь куда подальше.
— Нет, я, конечно, догадывался, что вы питаете ко мне пылкие чувства, но даже не предполагал, насколько они сильны.
Мерзавец холодно усмехнулся и добавил:
— Успокойтесь, Ребекка. Не нужна мне ни ваша душа, ни ваше прошлое, ни ваши секреты. Меня интересует исключительно настоящее, в котором, я надеюсь, вы сумеете взять себя в руки и изобразить перед гостями счастливую новобрачную. Думаю, в вас все же достаточно благоразумия, чтобы не причинять боль своим родным.
Он серьезно посмотрел на меня и добавил:
— Один вечер, Ребекка. А завтра мы решим, как жить дальше.
Дворец Проклятого впечатлял. Высоченный, огромный, с изящными мраморными колоннами и обширными угодьями он занимал едва ли не треть северо-западного района столицы.
Двиг сделал круг над владениями Кимли и стал снижаться.
Сарстайн. Место обитания старой знати. Убежище замшелых традиций и не менее замшелых аристократов.
Я никогда не любила этот чванливый паноптикум, предпочитая веселый Ридвинстайн или богемный Одстайн.
Внизу замелькали пышные кроны вековых дубов, старинные особняки, сверкающие витрины магазинов, вигосы с красочной рекламой, бегущие строки объявлений.
Двиг легко спланировал и сел в центре площади.
Кимли вышел первым. Он больше не пытался предложить мне руку, нарочито спрятав сжатые кулаки в карманы брюк.
— Так я могу рассчитывать на ваше благоразумие?
Проклятый посмотрел на меня с задумчивой серьезностью.
— Попробуйте.
Я пожала плечами.
Нет, разумеется, портить настроение семьи я не собиралась, но ведь Кимли знать об этом необязательно?
Муженек ничего не ответил.
Он, не оглядываясь, направился к парадному входу.
— Милорд, миледи.
Дворецкий встретил нас поклоном.
Я оглядела длинный ряд выстроившихся по обе стороны от него бытовиков и кивнула. Да, Кимли времени зря не терял. Не успел вступить во владение замком, как уже набрал полный штат прислуги и ведет себя так, словно и не отсутствовал четыреста лет.
— К приему все готово? — отрывисто уточнил у дворецкого Кимли.
— Да, милорд.
— Платье миледи?
— Его доставили в покои миледи.
— Отлично.
Супруг повернулся ко мне и коротко скомандовал:
— Идемте. У нас мало времени.
Я не стала спорить.
Комната, в которую привел меня Кимли, не представляла из себя ничего особенного. Обычная современная обстановка, большой, во всю стену вигос, низкая кровать. И парящий в воздухе манекен с изящным белоснежным платьем.
Шарг. Я замерла, не в силах пошевелиться.
— Я это не надену, — с трудом вытолкнула застревающие в горле слова.
— Ребекка, будьте благоразумны, — спокойно произнес Кимли. — Это творение вашего знаменитого мэтра Саросси. Лучшее, что нашлось в столице.
— Но оно белое.
— Я вижу.
— Я не люблю белый цвет.
Кимли задумчиво посмотрел на меня, а потом, не говоря ни слова, сделал короткий пасс, и платье мгновенно изменилось.
— Надеюсь, против голубого возражений не будет?
Я не ответила.
Молча подошла к манекену и сняла невесомый наряд.
— Вам нужна помощь? — уточнил невозмутимый Кимли.
— Нет. Справлюсь сама.
— Прием начнется через полчаса. Не опаздывайте.
Кимли развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с проклятым платьем и собственной паранойей.
Выругавшись сквозь зубы, сняла шелковый комбинезон и натянула шедевр Гиго Саросси.
Зеркало привычно польстило. Попробовало бы оно не польстить.
Поправив волосы, мазнула по губам усилителем цвета и усмехнулась.
Выше голову, Бекс. Небо любит бесстрашных.
Слова любимой присказки двигорщиков придали сил, и в парадный зал я вошла с безмятежной улыбкой на ярко-алых губах.
Он наблюдал за людьми, заполняющими Серебряную залу, и пытался отделаться от стойкого чувства неправильности происходящего. Не то. Все не то и не так.
Неискренние улыбки скрывали жадное любопытство, за безупречной вежливостью пряталась глухая неприязнь, превосходство маскировалось за непринужденностью и общими фразами. Он чувствовал все. Понимал, что пришелся не ко двору, что его возвращение создало проблемы и Ричарду, и герцогу Гивейскому, и его многочисленным родственникам, но не собирался извиняться. Не его вина, что все так вышло.
Правда, Гринделлам не было до этого никакого дела. Они были не рады и его возвращению, и его браку с Ребеккой.