Лед твоих объятий

— Я скажу, — торопливо пробормотал Портен. — Я все скажу. Это Фейрас, это все она. Завидовала леди Гринделл, особенно, когда та стала встречаться с ее бывшим ухажером, Пирсом, вот и устроила травлю в прессе. Вы поймите, мы люди подневольные. Кто платит, тот и прав. Фейрас не скупилась, вот мы и писали все, что она просила. И про алкоголь, и про разгульный образ жизни, и про бесконечных любовников миледи.

Журналист поднял на него глаза и слезливо прогундосил:

— Понимаете, у меня жена больная, трое детей. Мне деньги нужны. Каюсь, врал и измышлял небылицы, но я не виноват. Отпустите меня, лорд Кимли. Я больше ничего не знаю.

— Отпустить? — он задумчиво посмотрел на журналиста. — Чтобы ты и дальше поливал грязью имя моей супруги?

— Никогда в жизни. Я больше ни строчки… Я… Вы даже не сомневайтесь.

Он глядел на пресмыкающегося писаку, и чувствовал поднимающуюся в душе горечь.

— Имена остальных.

Он положил перед Портеном лист бумаги и ручку.

— Что?

— Пиши всех, кто участвовал в травле моей жены.

— Я напишу, — бормотал журналист. — Напишу…

Портен принялся торопливо выводить фамилии, а он смотрел на продажного писаку, и готов был размазать того по стене. Мерзкий ублюдок. Столько дерьма за последние годы на Ребекку вылил. Удивительно, как она еще не свихнулась? Другая бы уже сломалась. А главное ведь, никто… Никто из родных не усомнился. Все поверили — и Гринделл, и Ричард, и Мартин… Имя Ребекки полоскали на каждом перекрестке, а они и пальцем не пошевелили, чтобы выяснить правду и закрыть всем рты.

— Вот, — подобострастно улыбнулся журналист, протягивая ему бумагу.

Длинный список из двадцати фамилий заставил его беззвучно выругаться. Крев сатари. Мерзкие твари.

— Вы меня теперь отпустите? — с надеждой спросил Портен.

— Иди, — ответил он и добавил: — Но если я увижу еще хоть слово про Ребекку, считай, что ты покойник.

— Что вы, лорд Кимли, — пятясь к выходу, залепетал Портен. — Я… Никогда… Даю слово.

— Твое слово все равно ничего не значит, — хмыкнул он и резко произнес: — Эбенео.

— А-а, — вскрикнул журналист, и его острое лицо скривилось от боли. — Лорд Кимли, за что? — разглядывая посиневшую руку, проныл писака. — Я же все сказал.

— За прошлые ошибки, — спокойно ответил он. — И как предостережение от ошибок будущих. Свободен.

Он небрежно махнул ладонью, и Портена вынесло за дверь.

В коридоре послышался грохот падения, а вслед за ним, звук торопливых шагов.

Он хищно усмехнулся и расправил список. "Что ж, господа писаки, готовьтесь к встрече. Вы посмели посягнуть на то, что принадлежит мне, а свое я никому в обиду не дам."

К вечеру у него были признательные показания всех двадцати продажных представителей прессы, а у самих представителей — разной степени тяжести увечья рук. Зачинщице этих статей не повезло больше — он применил заклятие "Арседос", лишающее человека удачи, и теперь Марджори ждала "веселая" и разнообразная на неожиданные проблемы жизнь.

Справедливость, как он ее понимал, была восстановлена.

"В следующий раз, они двести раз подумают, стоит ли связываться с леди Кимли" — довольно усмехался он, глядя на спящую жену. Ребекка казалась удивительно юной и трогательной в своей легкой кружевной пижамке. Правда, стоило Бекс повернуться на спину, открыв его взору тяжелую, налитую грудь, как вся мнимая трогательность тут же исчезла, а у него в душе пробудились совсем другие эмоции.

Страсть, жажда обладания, доходящая до нестерпимой потребности, сумасшедшее желание и невыносимый жар плоти.

Он потер лоб и отвернулся. Дорг подери. Нельзя сдаваться. Он не может… Нужно держать себя в руках.

— Не хочешь потанцевать, дорогой?

Я одарила мужа игривым взглядом. Знойная мелодия парадоны звала за собой, и мне стоило больших усилий неподвижно стоять на месте и не постукивать в такт каблучком.

— Извини, Ребекка, я должен поговорить с Крэйном, — покачал головой Кимли.

Опять. Сколько можно-то? Мы пришли на прием два часа назад, а я еще ни разу не танцевала.

Кимли все время занят. То старый осел Парсон затянул длинную речь о дружбе и сотрудничестве, то Эмерсон подошел с какими-то глупыми вопросами, то Эмма Вилсон решила выяснить, когда возобновятся поставки сартанского урания в Хронос. А теперь вот, Крэйн. Нет, так дело не пойдет.

Я обняла мужа за талию, прижалась к нему бедрами и сделала первые па парадоны.

— Ребекка.

Кимли недовольно посмотрел на меня, но его тело уже отреагировало на мое прикосновение, а музыка откровенного танца увлекла за собой. Секунда — и руки мужа сжали мои плечи.

— Решила поиграть? — тихо прошептал Кимли, и глаза его опасно блеснули.

— Беру свое, — провокационно улыбнулась в ответ.

И дальше нам стало не до разговоров. Парадона — танец стремительный и яркий, зажигающий кровь и пляшущий по венам жидким огнем. И мы горели в его пламени, отдаваясь чувственной магии заводного ритма. Дыхание срывалось, сердце бешено стучало в груди, а синие глаза мужа искушали, заставляя терять остатки разума.