Лед твоих объятий

Вспомнился выступающий живот Анны. Ее задумчивое лицо, легкая, едва заметная улыбка, искрящиеся мягким светом глаза. Во время беременности Энн была прекрасна. И он… Он ненавидел ее за это. За то, что она носит под сердцем не его ребенка. За то, что не может забыть Артура. За то, что отгородилась от него своим материнством, игнорируя и всячески показывая, что он ей не нужен.

Он с силой потер лоб, словно пытаясь стереть горечь отчаянных воспоминаний. Как же он тогда ошибался. Глупый, эгоистичный подонок. Превратил жизнь всех, кого любил, в настоящий Реос. А сейчас разнежился. Представил своего сына…

Крев сатари. Хватит. Таким бездушным монстрам, как он, нельзя иметь детей. Что он может дать своему ребенку? Вот Артур, тот прирожденный отец — добрый, ответственный, любящий, — а он…

— Себастиан, ты там не уснул?

Голос жены вырвал его из омута горьких раздумий. Странно. С того дня, как они побывали в гробнице Терроса, Ребекка стала обращаться к нему по имени. С чего бы это? Неужели, надеется избежать наказания? Не выйдет. Как бы нежно ни звучал ее голосок, он не изменит своего решения. Месяц. Не меньше. Никаких прогулок и выездов.

— Сейчас выйду, — ответил он и скривился, услышав, как неприятно звучит собственный голос.

Накинув халат на мокрое тело, он вышел из ванной и наткнулся на застывшую у двери Ребекку.

— В чем дело?

— Себастиан, мне нужно с тобой поговорить.

Ну, надо же. Неужели?

Он посмотрел на жену с подозрением. Что еще она задумала?

— Говори, — вытирая волосы, пробормотал он.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — тихо сказала Ребекка.

Ее тон заставил его насторожиться.

— Что случилось?

Он бросил полотенце на кресло и напряженно уставился на жену.

— Я хотела перед тобой извиниться, — твердо произнесла Ребекка и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был на редкость серьезным.

— За что?

Он внимательно наблюдал за женой. Нет. Не играет.

— За то, что уехала без предупреждения в пустыню и втянула тебя в неприятности. Я не думала, что там может быть опасно.

— Это твоя основная проблема, Бекки, — ровно ответил он. — Ты не привыкла задумываться о том, что чувствуют близкие тебе люди. Ты думаешь только о себе, о своих желаниях и удовольствиях.

Он сказал это, и словно услышал себя со стороны. Унаши сатар. Он говорит в точности то, что много лет назад высказывал ему Артур. Какая ирония судьбы. Тогда он тоже был полным эгоистом… Не думал ни о ком, кроме себя. Делал то, что хотел, и считал себя правым. Только, в отличие от Ребекки, не умел признавать свои ошибки. Для того чтобы понять это, ему понадобилось целых четыреста лет и ледяное одиночество склепа.

— Прости, — еще раз тихо повторила Ребекка.

— Слова ничего не значат, Бекки, — так же тихо заметил он, — пока они не подтверждаются делами.

— Я постараюсь, — серьезно посмотрела на него жена, и в ее больших голубых глазах он увидел искреннюю решимость.

— Шанти спит?

Он решил не давить на супругу. В конце концов, разве сам он не знает, как трудно признавать свои ошибки?

— Да, заснул в процессе еды, — улыбнулась Ребекка. — Даже не слышал, как я его укладывала. Знаешь, он такой забавный. Мне кажется, я ощущаю все, что он чувствует.

Жена говорила, а он слушал ее и понимал, что она рада, что он не стал развивать тему ее вины. Ощущает она… Так и должно быть — арс выбрал ее своей шаэри, своей половиной, и, с каждым днем, их связь будет только крепнуть.

— Может, мы тоже еще поспим? Пока этот наглец не проснулся? — хмыкнул он.

На сердце, впервые за долгое время, стало спокойно и радостно. Он удивился. Странное состояние…

— Идем, — легко согласилась Ребекка и обняла его за пояс.

Он почувствовал, как отозвалось на это прикосновение его тело. Унаши сатар. С тех пор, как в их постели появился Шанти, они с женой ни разу не были близки. И он очень… очень соскучился…

Он смял мягкие, податливые губы и утонул в горячей волне, захлестывающей его с головой.

— Но из дома ты все равно не выйдешь, — все-таки успел сказать он, прежде чем окончательно погрузиться в горячее безумие.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — раздался лукавый голосок Ребекки, и это были последние разумные слова, которые он услышал.

— Шанти, нельзя.

Я строго посмотрела на щенка и забрала у него тапочек. Ну, невозможное же создание. Грызет все подряд — за несколько дней уже успел уничтожить три пары обуви, бахрому бархатных штор в гостиной, кожаный ремень Себастиана — и останавливаться на достигнутом явно не собирается. Муж сказал, что если я не усмирю своего зверя, то он отправит нас жить в домик для гостей. Ха. Нашел, чем напугать.

— Нельзя, Шанти, — повторила я, и щенок возмущенно тявкнул. — И не надо так смотреть.