– В кои-то веки мне выпал случай вас поцеловать, – проговорил он мрачно, – и будь я проклят, если этот поцелуй показался вам второсортным! У меня, знаете ли, есть гордость.
– Это вы так решили, не я! – возразила Феба – Я же сказала, что он милый.
– Любой мужчина скорее согласится получить пулю в зад, чем услышать от женщины нечто подобное!
– Да ладно вам! Право, это не так уж важно…
– Нет, придется повторить!
– Что? – Со сдавленным смешком Феба отпрянула, но Уэстон без труда притянул ее к себе.
– Иначе вы так и будете думать, что это лучшее, на что я способен. Как говорится, раз уж суждено быть повешенным за кражу ягненка, почему бы не украсть и овцу?
– Мистер Рейвенел…
– Держитесь!
От изумления Феба потеряла дар речи. Разумеется, он шутит! Не может же он серьезно… или может?
Заметив ее изумление, он рассмеялся, затем крепко обхватил ее одной рукой и прижал к себе. Боже, боже, он в самом деле сейчас ее поцелует! От смятения пополам с возбуждением у Фебы закружилась голова.
– Мистер Рейвенел, я…
– Уэст.
– Уэст, – повторила Феба, поднимая глаза. Прежде чем продолжить, ей пришлось сглотнуть комок в горле. – Это неправильно.
– Нет, неправильным был первый поцелуй, но второй все исправит.
– Не исправит! – возразила она с тревогой. – Видите ли, я… я не сомневаюсь в вашем искусстве, но очень сомневаюсь, что смогу соответствовать. Уже больше двух лет мне не приходилось целовать никого выше трех с половиной футов росту.
Его усмешка словно обожгла ей щеку.
– Тогда вам стоит поднять взгляд по меньшей мере на два с половиной фута выше. – И он осторожно приподнял ей голову за подбородок. – Обнимите меня.
По какой-то необъяснимой причине этот тихий приказ вызвал в ней волну любопытства и возбуждения. Неужели она и правду ему позволит…
«Да! – настаивал бесшабашный внутренний голос. – Да! Не останавливай его! Ни о чем не думай, просто пусть это произойдет!»
Стояла тишина, словно во сне, которую нарушало лишь его прерывистое дыхание. Феба подняла руки, скользнула ладонями по его бокам, обхватила мощную спину. Он положил надежную ладонь ей на затылок, и в следующий миг его губы вновь завладели ее губами: поначалу легко, играя, пробуя, изучая, словно он пытался понять, насколько они подходят друг другу. Она не знала, как отвечать, и просто стояла с запрокинутым лицом, а он кончиками пальцев гладил ее подбородок и шею так нежно, как могли бы ласкать солнечные лучи. Никогда бы она не подумала, что такой крупный сильный мужчина способен на такую нежность! Он углубил поцелуй, вынудив ее раздвинуть губы, и Феба ощутила кончик его языка. Дразнящее вторжение показалось ей таким непривычным, что от неожиданности она невольно напряглась и отпрянула.
Но он не подумал выпустить ее из объятий, чуть царапая нежную кожу пробивающейся щетиной. Щека у него дернулась – должно быть, в улыбке. Осознав, что ее реакция его позабавила, Феба нахмурилась, но не успела сказать ни слова – он опять завладел ее губами. На этот раз поцелуй был медленным, умелым, шокирующе интимным, но… не неприятным. Вовсе нет. Рейвенел продолжал свое нескончаемое нежное исследование – и ее тело откликалось вспышками удовольствия, словно арфа, вибрирующая в ответ на определенные ноты. Скоро Феба начала отвечать на поцелуй: ее язык робко устремился навстречу его языку.
Чтобы удержаться на ногах, она обняла его за шею, пальцами коснувшись затылка, потом погрузила их в густые темные пряди. Поцелуй его сделался жестче: он властно погружал язык в рот Фебы, брал у нее все, что хотел, и она забылась, пошла ко дну в темном океане чувственного наслаждения.
Она уже побывала и женой, и матерью, и вдовой – и полагала, что как женщине ей больше учиться нечему, но Уэст Рейвенел опрокинул все ее представления о том, каким может быть поцелуй. Он целовался как тот, кто спешит жить, кто слишком поздно образумился, кто наконец встретил женщину, о которой мечтал. Ее тело в ответ молило о более близком, более интимном соприкосновении. Скользнув рукой вниз, он прижал ее бедра к своим – и это было так чудесно, что Феба едва не лишилась чувств. Она стонала, старалась прижаться как можно теснее к его мускулистому телу – такому твердому! Даже сквозь слои одежды она ощущала, как он возбужден, как неудержимо рвется к ней его мощное естество.
Феба с трудом оторвалась от его губ. Все ее тело сотрясала дрожь, казалось, оно больше ей не принадлежит. Она едва держалась на ногах. Думать не могла совсем. Уткнувшись лбом ему в плечо, она ждала, когда утихнет свирепая барабанная дробь сердца.
Уэст пробормотал какое-то ругательство, но постепенно ослабил объятия и успокаивающе погладил ее по хрупкой спине, а когда ему наконец удалось справиться с дыханием, хрипло произнес:
– Только посмей сказать, что это было «мило»!
Феба усмехнулась, все еще пряча лицо у него на плече.
– Не скажу. Это не было мило, это было… восхитительно. – Она подняла руку и погладила его по щеке. – Но повториться не должно.
Уэстон замер, обдумывая ее слова, затем коротко кивнул и, повернув голову, прижался губами к ее ладони.