И укреплены особыми заклятиями, чтоб случайный звук не потревожил чуткого его сна.
Домашние знали о привычках хозяина и до полудня во всем доме царила тишина.
…сегодня не спалось.
Тревога сжимала сердце. И, проклятье, виной ей были вовсе не престранные слухи о скорых переменах, которые долетали до ушей Аль-Ваххари.
Какие перемены?
Разве что цены на зерно вновь вырастут. Кеметцы обнаглели совершенно, возомнив, что игрушечная их свобода действительно позволяет им быть независимыми. Еще немного и терпение Императора лопнет…
…голова ныла.
…не стоило вспоминать, но он все равно вспомнил. И поморщился. Сжал виски ладонями. Но когда мальчишка-раб встрепенулся, подался было вперед, всем видом своим выражая готовность служить хозяину, Аль-Ваххари махнул рукой.
Не было у него настроения играть.
Он встал.
— Пусть подают завтрак, — сказал он, отсылая мальчишку прочь.
Растет.
И юношеская гибкость скоро исчезнет, сменившись характерной грубоватостью низших. Кость тяжелеет, мышцы каменеют, и упражнения, которые мальчишка старательно проделывает каждый день, хоть и замедлили это взросление, но все одно не уберегли его.
…цены на рабов тоже выросли.
Привозят мало.
И все какие-то… неухоженные. Говорят, кораблям приходится искать свежее мясо далеко, отправляться в варварские земли, где круглый год царит зима и водятся шерстистые слоны. Такого в прошлом году привозили показать Императору, но летом слон издох.
…те рабы тяжелы костью и норовом дурны. Еще на каменоломни годятся, а в остальном…
Завтрак. И прохлада, созданная камнями. Нынешнее лето затянулось, уже давно пора бы начаться дождям, ан нет… в городе пыльно.
Дышать тяжело.
И сама мысль о том, чтобы отправиться в магистрат, внушает отвращение. С другой стороны срочных дел нет, кроме одного и отложить его нельзя: приказы Императора не обсуждаются.
Он вновь поморщился.
Вчерашний вечер.
И покой лаборатории, нарушенный старшим из аррвантов. Он с молчаливым поклоном протянул свиток.
Встреча.
Утомленный долгой дорогой всадник, который от любезного предложения Аль-Ваххари лишь отмахнулся. Он не желал ни застолья, ни славословий, лишь покоя…
— Мой гость еще отдыхает? — спросил Аль-Ваххари. — Нет? Уехал? На рассвете?
…радость, которую он испытал, была стыдной.
Его дом удостоили высочайшей чести и… никто не пострадал.
Почти никто. Девушку нашли в покоях, отведенных гостю. Она лежала на полу, раскинув руки, уставившись в потолок. Лицо ее, искаженное мукой, было уродливо. А ведь Аль-Ваххари старательно выбирал домашних рабов, как и иные вещи, его окружавшие…
…эту сломали.
Было обидно. И любопытно. На теле девушки он не нашел видимых ран, а вот внутренние органы ее практически спеклись.
День.
И легкий портшез. Рабы, что несли его, привычно считали шаги. Близнецы двигались по обе стороны, и потому успели поймать камень, который прилетел из толпы.
— Сдохни, тварь! — взвизгнул кто-то, а в следующее мгновенье толпа набросилась, грозя смести хлипкую с виду охрану.
Портшез перекосило.
…он был хорошим магом. И огненная плеть, развернувшись над головой толпы, брызнула искрами. Обычно этого хватало, но не сейчас…
Полетели камни.
Мусор.
Они ударялись о щит, рассыпаясь прахом…
…кто-то закричал.
Кто-то вспыхнул факелом… кто-то захрипел и осел, расползаясь гнилью…
— Бежим!
Захрипели трубы, возвещая о подходе городской стражи.
…на площади остались мертвецы. Не так и много, пару дюжин… и аррвант подал руку, помогая Аль-Ваххари выбраться из портшеза. Его собственные рабы были мертвы, и эта новая утрата привела в ярость.
Они что, не понимают, как сложно подобрать правильную четверку?
Проклятье.
От злости он послал вслед убегавшим заклятье отсроченной чумы…
Новое.
Давно хотелось его опробовать, но повода не было. Заключенное в браслет плетение легко сползло в пальцы, а там и вовсе развернулась, воплощаясь серебристым туманом. Он накрыл ближайшую к площади улочку, и Верховный судья с неудовольствием подумал, что, вполне возможно, пострадают и невиновные…
Он, что ни говори, не любил бессмысленной жестокости.
— Мятеж, господин! — десятник городской стражи упал на одно колено. Его лицо было красно, а сам он дышал часто и мелко. — Сначала рабы, теперь вот городская чернь… вам стоит вернуться…
Никто и никогда не указывал Аль-Ваххари, что ему стоит делать.
— Ты, — он знаком велел десятнику подняться. — Проводишь меня…
Здание магистрата было подернуто бледной пеленой защиты. Перед ней валялись палки и камни, и даже небольшое бревно, которое нападавшие использовали вместо тарана.
— Убрать, — велел Аль-Ваххари.
Его пелена пропустила, как и аррвантов, что молчаливо следовали рядом.
…правому повредили одежду. В левого кто-то кинул нож, и клинок застрял в плече, доставляя аррванту некоторые неудобства, но избавляться от помехи он не спешил.
Все же разум их был ограничен.
…к счастью, а то, глядишь, присоединились к бунтовщикам.
— Ты, — Аль-Ваххари указал на десятника. — Передай главе стражи, чтобы не цацкался… всех, кто проявляет агрессию, задержать. Если будут сопротивляться — уничтожить…
Человек склонился низко, как показалось, пряча лицо.