Леди и война. Пепел моего сердца

   Донес до площади, пристроил на лавку. Отвернулся.

   - Между прочим, это не твоя игрушка.

   Делает вид, что не слышит. Оно и к лучшему. Меррон тоже притворится, что его не замечает. У нее собственных дел полно.

   ...дел было больше, чем ей бы хотелось.

   Опять подводы. И раненые. Привычные запахи. Какофония звуков. Кто-то кричит, кто-то умоляет о помощи. Хватают за руки, думают, что так задержатся в этом мире.

   - Потерпите, - Меррон твердит это слово, точно заклинание. - Потерпите, и все будет хорошо.

   Ложь.

   Будет, только не все и не у всех.

   Вот тот парень с распоротым животом уже мертвец. Даже если зашить кишки, все равно погибнет, не от потери крови, так от перитонита. И этот, обожженный, пробитый кусками металла. Он еще в сознании, хотя боль, верно, должен испытывать страшную. Лежит на земле. Его обходят стороной, и это правильно: помогать надо тем, у кого есть шанс. Но Меррон все равно жаль и его, и парня, и еще того, который с раскроенным черепом.

   Меррон знает - насколько это страшно: умирать.

   Здесь и сейчас ссоры исчезают.

   - Дай им воды, пожалуйста, - это все, что Меррон может для них сделать. И Дар кивает: он приглядит.

   ...на операционном столе старик с расплющенной грудной клеткой, он уже мертв, но доктора склонились над телом, разглядывая повреждения. Сейчас они похожи на воронье, слетевшееся к трупу.

   - Пушка сорвалась с лафета, - пояснил доктор Гранвич, единственный, пожалуй, кто снисходил до разговоров с Меррон. - Обратите внимание на характер повреждений...

   ...грудина смята, ребра раздроблены. Осколки прорвали легкое, и старик захлебнулся собственной кровью. Или умер раньше, от боли?

   - Надо будет провести вскрытие, - Гранвич дает знак унести тело.

   Освободившееся место пустует недолго.

   - Мартэйнн, - доктор Гранвич склоняется над пациентом, хотя его помощь и не нужна. - Мне кажется, вам следует подумать о переезде...

   У него узкое лицо и маленькие глаза, которые Гранвич прячет за круглыми стеклышками очков. Он равнодушен. Бесстрастен. Аполитичен.

   - О вас спрашивали. И не только у меня. Интересовались, не слишком ли часто умирают ваши пациенты...

   ...не чаще, чем у других.

   - ...и не может ли быть в том злого умысла...

   ...его найдут, если нужно. В другой раз Меррон испугалась бы. Но не сейчас.

   - Благодарю вас.

   - Умные люди должны помогать себе подобным.

   Гранвич протирает стеклышки платком и уходит. Надо бежать, но... сейчас? Нельзя. Нечестно по отношению к тем, у кого есть шанс выжить. Если до сих пор не пришли, то и сегодня, глядишь, не явятся. А ночью Меррон уйдет. Или утром.

   Сейчас надо работать.

   Рутина. На крови, на боли, но все равно уже рутина, особенно, если на лица не смотреть. Да и они все одинаково искажены. Везет тем, кто вовремя теряет сознание, но таких меньшинство.

   Остальных привязывают.

   Жалеть нельзя. От жалости слабеют руки, а это - преступление, сродни убийству, если не хуже.

   Когда получается покинуть госпиталь, на улице уже темно. И Меррон долго трет ладони куском пемзы, стесывая чужую кровь, пока Сержант не отбирает. Сам вытирает полотенцем, и потом тут же заставляет сесть. Сует миску с остывшим супом, кажется, на косточках сваренном, что сродни чуду.

   - Спасибо.

   Попадаются даже волокна мяса. И Меррон ест медленно, тщательно пережевывая. Только все равно пора возвращаться домой. И что-то делать... говорить... решать.

   Дар идет рядом.

   Уже не злится, расстроен только.

   - Извини, - Меррон потерла глаза. - Я не хотела тебя обидеть.

   В доме сегодня как-то особенно резко пахло травами. Липой особенно.

   Липовый чай разжижает кровь и способствует успокоению нервов, конечно, не так, как полынь, но все же. Еще немного мелиссы, мяты и корня валерианы. То, что нужно для здорового сна.

   - Будешь?

   Будет. И за стол садится. Кружку принимает. Нюхает придирчиво. Опасается, что Меррон его отравит?

   - Это чтобы спалось спокойно. Без снов. А то если день такой, как сегодня, то обычно потом снится... всякое. Дар, что с тобой происходит?

   Отворачивается.

   - Ясно... как знаешь.

   Липа горчит, чего не должно бы быть. Или это валериана... но в сон клонит неимоверно. У Меррон даже на то, чтобы помыться, сил нет. Добирается до кровати, стягивает сапоги и засыпает моментально. И сон муторный, тяжелый. Она бежит. Или тонет. Пытается вырваться, но все равно тонет. Захлебывается почти. Но в какой-то момент болото отпускает.

   Меррон не удивилась, обнаружив, что спит не одна.

   - Нам надо поговорить, - наверное, следовало бы пожелать доброго утро, но нынешнее, как Меррон подозревала, и близко не будет добрым. Дар сразу подобрался. А глаза совсем желтыми стали... знакомое что-то в этом есть, а что - Меррон не припомнит.

   - Я не знаю, зачем ты со мной возишься. И вообще не понимаю тебя совершенно. Наверное, мне и не положено, но... не в этом дело. Здесь дальше опасно оставаться.

   Она слишком долго игнорировала приглашения Терлака.

   И собрания.

   И политическую жизнь, где благоразумно было бы придерживаться правильных взглядов.

   Она думала, что если не придерживаться никаких, то ее оставят в покое.

   - Мной уже интересовались. И значит, скоро явятся. Сюда или в госпиталь - не важно.