Стучит в висках. Зовут. Кто и когда? Зачем так громко? Не хочу. Пусть замолчат. Но зов бьется в голове, мешая возвратиться в тишину. Окончательно я очнулась от громкого детского плача. Надрывного. Долгого. До икоты.
- Тише, Настюха...
...Йен.
Со мной Йен. Настя далеко. В безопасности. А Йен здесь, рядом и плачет. Значит, жив. И скоро нас вытащат... я помню взрыв. И падение. Темно. Снизу - камни впились в тело. Сверху давит и жарко, словно свинцовым одеялом накрыли. Значит, мы все еще колодце и... и все будет хорошо.
Это уже не крик - вой, в котором я с трудом узнаю собственное имя.
- Все будет хорошо, - язык не слушается, губы тоже. Голос - что змеиное сипение.
Тело болит, и даже не знаю, в какой его части сильнее.
Тишина. Осторожная. Недоверчивая. Сколько он уже зовет? Долго, наверное... почему мы все еще здесь?
Я сейчас сама разрыдаюсь.
Я пытаюсь левой рукой ощупать его. Голова цела. Шея. Плечи. Спина. А вот стоило прикоснуться к ноге, он завыл.
Его страх горький. Но я буду говорить, потому что мне тоже страшно. Темно. Тесно. Больно. И я хочу выбраться.
Понимаю. Терплю. Заставляю себя успокоиться. Повторяю вслух, для Йена, что все будет хорошо, что скоро за нами спустятся и...
На то, как щенок и ребенок играют в догонялки. И сидят на траве, наблюдая за фокусами, в надежде, что однажды стеклянный шарик выскользнет из цепких пальцев Магнуса. Они бы его поделили.
За что с ними так?
Я пытаюсь гладить рыдающего Йена, шепчу что-то нежное, бессмысленное, уговариваю потерпеть... уже недолго. Минутка и еще одна. Нас ведь вытащат. Его и меня.
Вдвоем.
Время тянется и тянется.
Стены укрепляют раствором. И Йен затихает. Он устал плакать и только икает. Я же, чувствуя, как вздрагивает под рукой это крохотное тельце, молю всех богов, чтобы Йен остался жить.
Помеха? Задача, требующая решения? Нет, это ребенок. Мой ребенок, которого я никому не позволю обидеть.
Взяли их у самой границы. Зачем было идти именно к границе, Меррон не знала, но ей, говоря по правде, было все равно куда. Дар вот определенно имел цель, но упрямо молчал.
Просто шел и шел.
И явно хотел идти быстрее, но сдерживал себя из-за нее.
Вероятно, граница как-то была связана с его приступами, которые случались все чаще, но и о них Дар говорить отказывался. А Меррон боялась спрашивать. Что бы с ним не происходило прежде, это было страшно. Особенно в тот раз у реки, когда он лицом в воду упал и едва не захлебнулся.
Тащить пришлось, а он тяжелый, и бормотал, бормотал что-то... скулить начал.
Пот катился градом.
Глаза и вовсе желтыми сделались, звериными. Он смотрел, но не видел. Зрачки то расползались, заполняя все пространство радужки, то суживались, почти растворялись в желтизне. Сердцебиение ускорилось втрое против нормального, дыхание тоже. А потом из ушей, носа, горла кровь хлынула, темная, черная почти. И Меррон ничего не могла сделать. Сидеть рядом, уговаривать - он слышал ее и затихал ненадолго. Вытирать пот и кровь, которая все никак не останавливалась. Давать воду.
Все закончилось вдруг и сразу. И Меррон от облегчения расплакалась, ну и еще потому, что Дар спокойный такой, как будто бы все нормально. А она женщина! У нее нервы!
И вообще...
Только злиться на него не получалось. Или слишком устала? Сейчас идти приходилось быстро, порой она задыхалась и думала, что еще немного и упадет. Он останавливался, позволяя передохнуть, и снова шел. Зачем? Так надо, чтобы успеть.
Куда успеть?