Леди и война. Пепел моего сердца

   - Ты паж? - этот вопрос был опасен. И взгляд, задержавшийся на Юго дольше обычного. Не следует недооценивать лорда-канцлера, хотя, как многие иные люди, он скорее доверяет рассудку, чем инстинктам.

   - Д-да. У Ее Светлости, - Юго шмыгнул носом. - Там было... так страшно. Я думал, что они нас побьют. Совсем.

   Внимание человека следовало переключить.

   - Идем.

   Шел Кормак быстро и не оглядывался. В детской уже, передав Йена на руки няньке, обернулся.

   - Теперь ты служишь Его Светлости.

   Пожалуй, это можно было счесть повышением. Юго не имел ничего против. Список его закончился, новых распоряжений не поступало, а малышу помощь пригодится.

   Впрочем, злость на дочь не помешала Кормаку отправить два вооруженных отряда к Ратуше. Люди в алых плащах не стали возиться с арестами: конница с лету ударила по толпе, смяв задние ряды. И вооруженная пехота довершила дело. Дрогнувших, отступивших затаптывали. Потом, отделяя живых от мертвых, первых отправляли в тюрьму. Показательный суд должен был образумить людей.

   Отчаявшись использовать иные методы, Кормак применил силу.

   И страх.

   Изуродованные тела выставили на Площади. Две сотни человек. Мужчин. Женщин. Стариков. Детей. Всех, кто попал под первый удар или же был слишком упрям, чтобы бежать.

   Юго смотрел на них, как и весь Город.

   Юго слышал шепот крыс: быстрая смерть лучше медленно. Скоро зима. И голод.

   Холод.

   Обреченность.

   Приговор. И не лучше ли вынести его тем, кто сидит в Замке?

   На площади оставляли красные кленовые листья. И алые ленты. И грязные тряпки, пропитанные кровью. А Народное Собрание готовилось судить тех, кто словом и делом посягнул на жизнь Ее Светлости.

   Народное Собрание осуждало беззаконные действия.

   Кормак потребовал особых полномочий, но лорды испугались. Четверо мормэров пригрозили выступить открыто в случае, если лорд-канцлер вздумает захватить власть силой.

   Гильдии вышли из состава Народного собрания, и силы их пополнили добровольческие дружины. Комитет общественного спасения объявил Совету вотум недоверия и потребовал роспуска. Лидеры Комитета заочно были признаны виновными в подстрекательстве к мятежу.

   Город выжидал.

   Ее Светлость позировали.

   Они вычеркнули из памяти ссору с отцом, и те пощечины, которыми были награждены за глупость.

   Путь до Краухольда занял пять месяцев.

   Сержант спешил. Но мир менялся слишком быстро, чтобы успеть за ним.

   Столица увязла в сети патрулей, которых было слишком много, чтобы пройти незамеченным. Но у Сержанта почти получилось.

   Три дня пути.

   Разъезд. И требование остановиться. Предъявить документы. Бумаги имелись, но ушли в канаву. Кому интересны бумаги, когда нужны добровольцы? Или не совсем добровольцы, но те, кто способен с оружием в руках защищать народную власть.

   Сержант отказался.

   Ему не хотелось убивать сейчас, однако пришлось. Потом пришлось бежать, потому что разъезд оказался авангардом. Жеребца подстрелили. Сержанта тоже, но он привык, ко всему нынешняя боль ощущалось словно бы издалека, приглушенной, неважной. А вот без жеребца - плохо.

   Травили с собаками.

   Уходил по болоту. Ушел. Отлеживался на поросшей низким багульником гряде, зализывая раны. Наконечник стрелы, который, как назло, успел зарасти мясом, пришлось вырезать. Вырезал. Ослабел.

   Ждал, усмиряя желание немедленно продолжить путь.

   Восстанавливался.

   Без лошади оказалось сложно. Медленно. Сержант пытался найти, но в деревнях всех лошадей реквизировали. Соваться же в лагеря было опасно. Он хотел пристроиться за обозом, но и там лошадей стерегли, а чужаков предпочитали отстреливать на подходе.

   Разумный, в общем-то, подход.

   Но обоз двигался в нужном направлении, и Сержант все равно держал его в поле зрения: мало ли какой случай выпадет. Так длилось недели две, пока до реки не добрались.

   Переправу держал патруль. И Сержант, издали наблюдая за тем, как троица в красных платках дотошно обыскивает повозки, порадовался, что не примкнул-таки к обозу. Часть повозок осталось на правом берегу. И пяток людей из охраны, которым благоразумно скрутили руки.

   Народное ополчение желало получать солдат.

   Виселица, сооруженная неподалеку от моста, наглядно демонстрировала опасность прямого противодействия. Трое повешенных... и еще один в кандалах доходит, проникаясь идеями равенства и справедливости.

   Даже издали видны вздувшиеся мышцы. Покрасневшая кожа, на которой расползались пузыри свежих ожогов. Неровные частые движения грудной клетки... часа три стоит.

   На четвертый чувствительность в мышцах теряется.

   Пятый и шестой - уже туман.

   Редко кто выдерживал больше двенадцати...

   Над наказанным вились мухи.

   Переправлялся Сержант вплавь и уже на той стороне, в камышах, наткнулся на утопленника. Видимо, он тоже решил обойти мост, только неудачно. Зато в узле, который покойный заботливо примотал к телу, нашлась одежда, кошель с десятком серебряных талеров, и, главное, водонепроницаемая алхимическая туба с удостоверением личности.

   Крэт Торнстон.

   Средний рост. Светлые волосы. Светлые глаза.

   Ученик.

   Живописец.

   Конечно, с живописью у Сержанта отношения были сложные, но в остальном такие бумаги лучше, чем вовсе никаких.