Леди и война. Пепел моего сердца

   Предопределенность убивает страх.

   - А почему вы отвернулись от меня?

   У него наверняка приготовлен и ответ, и объяснения, настолько убедительные, чтобы в них поверить. Но к чести мэтра Ортиса, он промолчал.

   Кайя молчать не хотелось. Ему теперь редко выпадает случай поговорить.

   И слова он стал забывать.

   Не только слова... лица... ситуации... всю память сложно перерисовать.

   - Вы желали власти, но не желали властью делиться. Вам, конечно, хотелось перемен, но не тех, которые я предложил. Чего вы испугались? Того, что я получу своих мастеров, а они разрушат многовековой уклад? Возможно, так и было бы. Гильдии больше не сохраняют мастерство. Они его убивают. Вы трясетесь над знанием, над своими секретами, тащите их с собой в могилы... кто сменит вас, мэтр Ортис, когда вы уйдете?

   Молчит.

   И это молчание сродни признанию вины. Вот только Кайя не собирается менять приговор.

   - Вам предложили сделку. Места в Совете. Право голоса. И всего-то надо - сложить оружие. Оставить без помощи человека, которому вы принесли присягу. Я ведь не зря ее требовал, мэтр Ортис.

   Присяга - лишь слова. На кону были глобальные интересы.

   - И что нам делать теперь?

   - Делайте оружие, - Кайя закрыл глаза. - Пригодится.

   Изольда вернулась к началу зимы.

   Кайя услышал ее за рокотом волн, которые теперь били часто, без передышки, вымучивая, обессиливая до того, что Кайя не мог спуститься с крыши.

   В эту ночь он и встать не сумел.

   Лежал, разглядывал звезды, позволяя Городу разрывать остатки себя на части.

   Блок хрустел, шатался больным зубом, проседая глубже, но не разваливаясь на части. И в какой-то момент Кайя потерялся. Он перестал существовать цельно, рассыпавшись на черноту, которой стало слишком много, чтобы мир выдержал. Эта чернота стерла остатки Кайя.

   Наверное, он бы и сам сроднился с ней.

   Но пошел ледяной дождь. И Кайя слышал, как капли пробивают тугой воздух. Ощущал их прикосновения к векам и губам. Холод камней. И узкий кошачий хребет под ладонью.

   Слишком мало, чтобы вернуться.

   Кот рокотал.

   Звал.

   А вторым ориентиром стала искра где-то так далеко... на краю сна.

   Она была такой раздражающе яркой, что темнота схлынула, разжимая объятья. И Кайя сел. Набрал дождя в ладони и вытер лицо. Сгреб кота, промокшего и злого.

   Сон?

   Нет. Искра не исчезла. Манила. Звала.

   Принадлежала Кайя. Но ему нельзя ее трогать, иначе случится плохое. Например, она погаснет. И Кайя останется один в темноте. Навсегда.

Глава 19. Преддверие бури

   В жизни случается всякое - дождись нужного.

   Девиз пофигиста

   Ее Светлость, поддавшись уговорам отца, соизволили почтить своим присутствием ежегодный Гильдийный бал. И взяли с собой Юго.

   Ее Светлости полагается иметь свиту, но вот беда, Ее Светлость не доверяют больше придворным дамам - те слишком хороши. И жадны до сплетен.

   Они завидуют и ждут, когда же Ее Светлость покинут этот мир.

   Это больно - умирать, зная, что все, включая собственного отца, ждут твоей смерти, только одни дают себе труд скрывать ожидание, другие - не считают нужным быть вежливыми с той, кто уже ничего не значит. Конечно, Ее Светлость не имеют привычки изливать душу, но Юго не нужны слова, чтобы понять.

   Он сидел в карете, между Ее Светлостью и тенью, словно между двумя отражениями одной женщины. Одинаковые маски из нежнейшей ягнячьей кожи, расписанной рябиновыми листьями. Рисунок повторяется на тяжелом бархате платья, и тускло поблескивают граненые гранаты.

   Переливаются огнем рубины ожерелья.

   И красные капли на платке, который Ее Светлость прижимают к губам, тоже выглядят частью узора.

   Осень наступала. Юго слышал, как плачут журавли, расставаясь с этой землей. Зиму Ее Светлость не переживут. Сквозь скрип рессор и далекий, но опасный гул улицы, слышно было натужное хриплое дыхание.

   Она и сама знала, что скоро уже.

   На другой лавке, старательно не замечая некоторых... неудобств, испытываемых Ее Светлостью, восседал гувернер. Он был высок. Массивен. Солиден. Громко разговаривал, и голос его - Юго точно знал - пугал Йена, как и привычка ударять указкой по ладони.

   Нет, никто не осмелился бы ударить Йена Дохерти, но он-то этого не знал.

   Слишком маленький.

   Но его уже хотели видеть взрослым и нарядили в неудобный костюм, расшитый теми же рябиновыми листьями. Повесили цепь на шею. Велели вести себя должным образом.

   Единственной уступкой возрасту - специальное кресло с ремнями, которые не позволяют Йену вывалиться, но и заслоняют окно. А ему интересно посмотреть, что происходит снаружи. Но гувернер не одобряет любопытство.

   Ее Светлости все равно.

   Она взяла ребенка, чтобы напомнить всем, кем является. Но любить его...

   - Почему он не улыбается? - спросила она сухим надтреснутым голосом, когда карета остановилась. - Подданные должны видеть, что он счастлив.