Леди Клементина Черчилль

Лорд Моран велит мне воспользоваться возможностью и отдохнуть пару часов, но через девяносто минут Уинстон просыпается и зовет меня. Твердо решив постоянно находиться при нем лично, первое, что замечаю – это пережаренный ужин и завтрак, который ему подают, и немедленно вношу изменения, которые необходимы для восстановления его здоровья и энергии. Я настаиваю на новом поваре и обсуждаю с ним бульоны и мясо, которое поддержит Уинстона. Я кормлю его лично, чтобы он точно получал адекватное питание и избегал стимуляторов вроде сигар и крайне изматывающей работы. Я организую постоянный приток интересных, но не требующих напряжения гостей с краткими посещениями, включая его старого друга Бивербрука и Рэндольфа. Мы не видели Рэндольфа большую часть прошедших двух лет из-за его напряженных отношений с Памелой, и эмоциональное воссоединение отца и сына приводит к почти волшебному исцелению.

Мы встречаем самое необычное Рождество, когда все мы, в том числе и Уинстон, слушаем службу в ржавом жестяном укрытии, где сложены боеприпасы. Когда служба подходит к завершению, я слышу хлопанье крыльев. Маленький белый голубь кружится под крышей и, в конце концов, садится на полку над алтарем. Охранник у меня за спиной довольно громко шепчет: «Голубь – значит, мир!» и как только служба заканчивается, генерал Александер[110] выбегает проверить, не сдался ли Гитлер. Когда ничего подобного не сообщается, Уинстон заявляет:

– Скорее всего, пастор выпустил голубя сам, чтобы дать людям надежду в Рождество, – по этой иронической ремарке я понимаю, что мой муж пошел на поправку.

Вскоре после этого мы покидаем виллу генерала Эйзенхауэра и переезжаем в отель «Ла Мамуния» на время выздоровления. Я служу баррикадой против всякого волнения, и в этой должности провожу много времени в компании самых решительных военачальников Уинстона, таких как генерал Бернард Монтгомери[111] и фельдмаршал Алан Брук, глава Имперского генерального штаба. Никогда не позволяя им уговорить меня, я вместо этого устанавливаю достаточно теплые отношения с этими в остальном достаточно грозными людьми, у которых нет семей, чтобы говорить о них. Я нахожу, что они на удивление жадны до дружеских отношений, и все с большей искренностью говорят на трудные темы, и я помогаю им, как могу, комплектуя материалы и решая малые проблемы, всегда обозначая вокруг Уинстона границу, которой я не позволю переступить. Когда силы Уинстона начинают восстанавливаться, я устраиваю пикник в предгорьях Атласских гор на фоне древних красных строений и бело-розовых олеандров. Я планирую небольшие спокойные собрания, чтобы стимулировать его чувства, но не слишком активно.

Однако долго отгораживать его от войны я не могу, и начинаю приоткрывать дверь более рутинной работе, оснащая виллу не только необходимой домашней обслугой, но также, кроме Джока и нашей собственной свиты, армией секретарей и морских офицеров. Во время долгого выздоровления Уинстона недовольство его Рузвельтом и Сталиным дошло до предела. Я слышу сообщения, что Рузвельт планирует достичь благоприятных отношений с лидером России, и похоже, что Сталин больше даже не пытается терпеть Британию и ее лидера. Это они теперь принимают решения о важнейших миссиях; на деле генерал Эйзенхауэр и Монтгомери посещали Уинстона не только ради того, чтобы справиться о его здоровье, как я надеялась, но и поделиться планами Рузвельта и Сталина на счет массированной высадки через Ла-Манш в ходе операции «Оверлорд». И какой выбор остается у Британии кроме как терпеть это унижение, поскольку мы зависим от этих стран в этой войне и после нее? Но мне очень горько так думать о своей стране, которая столько времени в одиночку сражалась с этим чудовищным Гитлером, а теперь вынуждена отойти на вторые роли.

Уинстон готовится уйти с головой в проблему сближения России и Америки, когда о визите просит генерал де Голль. Де Голль, который некоторое время держал себя в руках после нашего судьбоносного ужина, с тех пор обращался с Уинстоном очень дурно, несмотря на то, что мой муж отстаивал его лидерство в «Свободной Франции». Рузвельт был против стараний Уинстона информировать де Голля и поддерживал генерала Жиро[112]. Поскольку де Голль угрожал улететь в Марракеш из Алжира, Уинстону пришлось снова погрузиться в дела войны и сопутствующую политику.

Я устраиваю званый завтрак с гостями в лице британского посла и генерального консула, чтобы «приветствовать» генерала, чье поведение было настолько вызывающим, что Уинстону однажды даже пришлось посадить его под домашний арест. Но у меня есть план нейтрализации его потенциально опасного поведения, чтобы оно не привело к ухудшению здоровья Уинстона и не отвлекло его от более важных проблем. Чтобы все удалось, Уинстон должен сохранять радушие в отношении де Голля, и я беру с него обещание.

Мы получаем известие, что де Голль приедет примерно к одиннадцати утра. Мы с Сарой встретим генерала и его жену, и Сара проводит миссис де Голль в малую гостиную, в то время как я поведу генерала в сад нашей виллы.