Леди Клементина Черчилль

Совершая ритуал, который я повторяла с разными другими членами штата, которых трясло от обращения с ними Уинстона, я наливаю ей чаю. Эти ключевые люди заслуживают похвалы за свои труды и умение слушать, а не криков, как обычно. Я знаю, чего от них требует мой муж, но также понимаю, насколько важны они для успеха Уинстона и, следовательно, и для успеха военных действий нашей страны. Я делаю себе в уме заметку поговорить с ним о том, как он обращается с подчиненными, особенно после того, как Джек Колвилл, личный секретарь мужа, недавно рассказал мне, что Уинстон может столкнуться со снижением результативности и отдачи служащих из-за его поведения с ними. Мой муж, такой проницательный в области политики, давно уже не видит тех, кто окружает его, а также то, как он влияет на них. Я должна им показать, что у них есть поддержка.

Не то чтобы я была недовольна служащими, но моя задача была бы куда легче, если бы они были такими же толстокожими как моя личная секретарша Грейс Хэмблин, которую я вызвала из Картвелла. Когда Грейс приехала, более опытный, воспитанный штат Даунинг-стрит недооценил эту скромную, невзрачную женщину из сельской местности, и я порой слышала смешки в ее сторону. Но очень скоро они оценили ее работоспособность и упрямство, зауважали ее и стали приходить за советом. Я с удовольствием смотрела, как эта бледная сельская роза расцвела в сумрачном Лондоне ко всеобщему изумлению, не считая меня.

– Иногда, мэм, – голос мисс Холл дрожит, – дело не в том, что он говорит, а откуда.

Ей не нужно объяснять. Я знаю, что порой он диктует письма из-за закрытой двери, принимая свою длительную дневную ванну согласно ритуалу, которому он не изменял с возвращения из чартвеллской глуши в центр власти.

– Я поговорю с ним. Но прошу вас вот что запомнить. Что бы он в запале ни сказал, он ценит вас. Как и я, – продолжаю я, понимая, что мне надо вот так поговорить с глазу на глаз с каждым его подчиненным, если мы хотим избежать бунта.

Ее голубые глаза блестят. Она расправляет плечи и собирается с духом, готовая вынести любую выволочку от Уинстона. И в ее мужественном взгляде я вижу глаза всех британцев, которым нужно воодушевление для предстоящих им битв, готовых встать в строй, когда их призовут.

– Уинстон, ты должен выбирать слова попроще, – я возвращаю ему бумаги, когда он приходит в Белую гостиную спустя два часа вместо обещанного часа. Хотя всех остальных он заставляет быть абсолютно пунктуальными, он сам никогда не приходит вовремя. Только теперь на его плечах лежит буквально судьба нации, так как я могу жаловаться? Как может жаловаться любой из нас?

Когда он принял назначение, мы обсуждали силу воздействия его речей, один из немногих способов достучаться до каждого британца и воодушевить его. Но Уинстон часто очарован собственным ораторским искусством и «забывает» наш разговор.

– Что не так с моими словами? – он повышает голос, и я напоминаю себе, что надо сдерживаться. Он слишком увлекается собственным языком, и его надо встряхнуть, избавить от этой привязанности.

Я встаю и смотрю ему прямо в лицо.

– Ты должен держать аудиторию.

– То есть? – озадаченно спрашивает он, естественно, наигранно.

– Твоя задача – доносить до людей правду, даже горькую, в то же время вдохновляя весь народ Британии, а не только тех, кто закончил частную школу как твои слушатели в парламенте. Если ты будешь использовать сложные фразы, ты оттолкнешь от себя простых людей, которые к такому стилю речи не привыкли. – Я делаю паузу, чтобы удостовериться, что он все еще слушает. – Помнишь, как люди отреагировали на две первых твои речи? Ту вдохновляющую, которую ты произнес в мае[83], через три дня после вступления в должность, сразу после начала германского вторжения…

– Да, помню, – перебивает он меня.

– И как отреагировали люди?

– Бурно, – отвечает он, сияя глазами. Его радуют такие воспоминания.

– А речь 4 июня[84]? Когда тебе пришлось воодушевлять людей, одновременно сообщая им о том, что немцы захватили Нидерланды, Бельгию и Францию к северу от Соммы? Когда ты побуждал их быть сильными и терпеливыми, в то время как мы эвакуировали тысячи людей из Дюнкерка?

Я почти целый день слушала версии речи 4 июня и правила фразы вместе с Уинстоном. Я верила тогда и верю сейчас, что простое перечисление мест, где британские войска будут продолжать сражаться, создало мощный образ в головах у людей и укрепило их решимость продолжать борьбу.

– Люди приободрились.

– Вот именно. И что было общим знаменателем этих речей?

– Простота и вдохновляющий язык. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Клемми. Незачем мне это внушать, – с бумагами в руке он расхаживает по комнате, рассеянно пыхтя сигарой. Он возвращается к речи, предлагает заменить несколько слов одним.

Разве не я предложила эту замену? Все равно. Я перечитываю предложение с новой фразой.

– Это сильно, Уинстон. Это именно те слова, которые привлекут людей к тебе.