Леди мэр

— Можешь не смотреть. Никакого кровопролития, просто несчастный случай. Думаю, инфаркт. Старый человек… Сильно перетрудился… Хотя я очень сомневаюсь, что он был человеком… А как там мент?

— Ленька? На столе у Лохматика.

— Ну, я пошел.

— Куда это?

— Да тут у шоссе стоянка платная. Там «жигуль» мой… Хурда-мурда всякая… в багажнике…

— Какая еще мурда?

— Для дела, Зюня, для дела…

…Господи, как же он меня в тот вечер напугал! Я и не заорала-то тоже с перепугу — просто глотку заклинило. Представляете, в стекло снаружи что-то поскреблось. Я пошлепала к окну спальни, сдвинула штору и обмерла. Снаружи за стеклом висит совершенно черный с головы до пят повешенный, то есть висельник. Лица нету, глаз не видно, даже руки черные. Длиннющий такой. И так беззвучно покачивается на каком-то невидимом канатике.

Потом поднимает руку, отворачивает черную перчатку и стучит по часам, давая мне понять: пора, дура!

А я стою столб столбом и просто не знаю, что мне дальше делать: диверсанты, да еще такого класса, в моей жизни еще не случались.

Карловна до сих пор писается со смеху, потому как именно она по настоянию Туманского должна была собирать меня в дорогу на мою Мальорку. Уже и самолетик был зафрахтован. С вылетом из Мячкова.

Ну, подходят они к дверям спальни, возле которой листает дамский журнальчик моя охранница Мордасова, встающая в стойку почтительности.

Туманский и спрашивает:

— Ну как она?

— Отужинала рано… Прямо тут, в спальне со столика… сок грейпфрутовый, творожники Цоевы, из сои которые, сдоба, чай. Как всегда, без вас…

— Можешь не напоминать, что без меня, это я и так помню. Как настроение?

— Да ничего настроение… Веселая…

— Даже так? А что она там сейчас делает?

— Так спать легла.

— Придется будить, Карловна.

— Будите.

— Лиза, — стучится он деликатно в дверь. — Лизавета, Лизавета Юрьевна! К вам можно? Не беспокойтесь, это всего лишь деловой визит…

— Не… Что-то не то… — вслушивается Мордасова и, разбежавшись, вышибает с треском дверь плечом.

А спальня совершенно пуста. Только ветер вздувает шторы на распахнутом в ночь окне и хлопает створками.

И ни следа…

Ни намека…

Абсолютно ничего…

— Господи! — ахает Мордасова. — Да что она? Испарилася? Этого просто не может быть!

Нужно отдать должное Сим-Симу. Как утверждает Элга, он сказал:

— С этой женщиной может быть все…

Посмотрел в окно, пожал плечами и вышел.

Через минуту на воротах и обеих вышках врубили ревуны тревоги. Но Туманский сказал, чтобы их выключили.

А я, совершенно обалделая, забыв обо всем, сижу, прижимаясь плечом к Касаткину, который ведет машину. Он будто недоволен всем, что произошло. Когда впереди начинает слишком часто мелькать свет встречных фар, я приподнимаюсь.

— А куда это вы меня везете, Денис?

— Я бы рекомендовал Москву. У меня поживете: там безопаснее.

— Остановитесь!

Он останавливает машину.

— Нет, миленький, так не пойдет. Я уже по этой земле свое отбегала… Больше не буду… Мне домой надо… туда… к моим…

— Вообще-то мне говорили, что вы ненормальная… Но чтобы до такой степени?

— Вытряхивайтесь из-за руля… Я сама поведу…

— Черт с вами!!

— Со мной вы… И это гораздо приятней… Правда…

Минут через сорок мы тормозим у черного хода Дворца культуры. Дежурный мент из сомовских только пастью хлопает, когда узнает меня.

— Тсс… — говорю я ему. — Где Серега? Лыков где?

— В зале.

— Учтите, мадам! — сухо замечает Касаткин. — Я вас больше спасать не собираюсь.

— И не очень хотелось.

Скоро мы вылезаем с ним на балкон где-то возле отверстия кинобудки. Здесь обнимаются малолетки. На нас никто внимания не обращает. Пловец почему-то все время рассматривает меня, а я вся там — в зале!

Обстановка абсолютно та же, что была на репетиции моей так и не состоявшейся инаугурации: тот же хор на сцене, те же гербы и знамена. В зале среди прочих — Зиновий, Лыков.

Степан Иваныч как лицо официальное — за столом президиума. Рядом с ним пиарщики и помощник Лазарева — Аркаша.

На трибуне Кочет. Он благожелательно следит за тем, как четыре малявки исполняют танец маленьких лебедей и затем под одобрительный гул и аплодисменты хора покидают сцену. Хлопая вслед лебедятам, он произносит:

— А теперь я хочу дать слово Аркадию Петровичу Красавцеву, человеку, которого лично я и областная администрация смело выдвигаем на пост вашего градоначальника и которого мы обещаем поддерживать всеми нашими возможностями и усилиями… Прошу вас, Аркадий Петрович…

Ага!

Вот оно как!

Значит, я уже вычеркнутая?

Без меня меня женили…

А теперь без меня же и разводят?

И как это Аркаша на Захаров пряник покупается?

Вроде приличный парень, а Иуда…

А тот перетаскивает себя из-за стола на трибуну, перебирает листки и надевает очки.

— Прежде всего, я хочу уверенно заверить собравшихся, что мы сделаем из нашего Сомова город, которым мы все вместе будем гордиться! Тем более что я намерен решительно избавляться от чужаков, пробравшихся к власти, призову новых людей, которые помогут нам неукротимо и победоносно двинуться вперед!