— Она — не Ритка. Скажи, пожалуйста, какая история? Вот этими вот руками поднимал обеих дочечек. Образование им давал… с дипломами… Чтобы своя — по судейской части, своя — по хозяйственной. Одна как наковальня… была. Земля ей пухом. Ни одним молотом ее не прошибешь. А эта слабовата… Не только на передок… С нервами…
— Может, делом займемся?
— А я и занимаюсь, не заметил? Сколько заберешь? Да уж раскрывай чемоданчик-то! Раз с ним, значит, за своим.
Максимыч отворяет Симкиными ключами сейф с тугими упаковками долларов. Просматривает какие-то записи. Начинает считать на калькуляторе…
Серафима никуда от ворот не уехала, бродит в тоскливом ожидании вокруг своей машины, покуривая. Из ночи, из-за «БМВ», выходит, пошатываясь, супруг ее, Степан Иваныч, в тапочках, плаще поверх пижамы.
— Кто это тебя из койки высвистел? — удивленно оглядывает он прекрасную, как черная лебедица, иномарку.
— Большой Захар. Кто же еще, Степчик?
— Зачем ты опять ему понадобилась, Сим?
— Ты что это рога выставил?
— Да похоже, что есть что выставлять, а? — серьезно спрашивает он.
— Господи, ну опять ты за свое. Ничего и никогда… У меня с ним просто дела. Дела! И ничего больше… — уговаривает его женщина.
— Свежо преданье, Сим.
— Слушай, ну это уже даже не смешно. Я же на работе, Степан Иваныч, понимаешь? На работе!
— Какая там, к чертям, работа? В четвертом часу ночи?
— Да ты что, его не знаешь? Спецзаказ на балычок… То-се… Для банкета… Он же любит руководству задницу лизнуть. Да и мне реклама. Агрофирма «Серафима» всегда на высоте. Не хуже москвичей!
Серафима прекрасно знает, как укрощать бесцветного, похожего на ношеный башмак муженька. То есть закидывает ему голые руки на плечи, напирает грудью, щекочет за ушком и впивается в него губами.
— Двигай домой, Отелло недоделанное…
— А где же этот? Вождь?
— Господи! Да ты что? Еще от стограммовок своих не очухался? В холодильнике деликатесы отбирает. Ну ты что, совсем свихнулся, Степа?
— Пошли домой, Сима.
Поняв, что от муженька нынче никак не избавиться, сплюнув брезгливо, Серафима вталкивает Степана в свою машину, но, прежде чем сесть за руль, оглядывается. И орет, срывая ярость:
— Да захлопни ты свою дырку, придурок!
Оконце в двери проходной, в которое с интересом поглядывал Чуня, с лязгом захлопывается.
А в кабинете оба мужика, старец и «вице», усиленно изображают приязнь. Хотя Максимыч, отсчитывая деньги, болезненно хмурится. Кочет, поглядывая на пачки, которые старец выбрасывает из сейфа на стол, явно веселеет:
— Сколько там лавэ набралось?
— Четыреста кусков. Ты ж давно наличку не выбирал… Пересчитай!
Кочет умело просчитывает пачки, пропуская сквозь пальцы купюры, и бросает их в чемоданчик.
Старик, опершись подбородком о клюку, не без насмешки наблюдает за ним.
— Да… А ведь были времена, Захар. Приезжал к нам в город такой молоденький лектор… от обкома партии… по линии общества «Знание». Такой розовенький поросеночек… в протертых штанцах. Лекции толкал в клубе про достижения социализма. Сколько тебе тогда отстегивали, лектор? Трояк? Пятерку?
— Не кощунствуй. Это святое. Была вера.
— Да где б ты был со своей верой, если бы я тебя не пригрел?
— Этого мало. Нужно еще.
— На что?
— Я же не один. Подходит водой в тюках партия табаку из Ирана. Ее мимо таможни протащить надо. Из типографии в Подмосковье упаковочные материалы выбирать нужно. Ну что мне тебе объяснять, сколько на смазку надо, чтобы не скрипело?
Максимыч нехотя бросает в его чемоданчик еще несколько пачек.
— Этого хватит?
— Постараюсь уложиться. Дай-ка мне образец из последней партии.
Максимыч вынимает из Симкиного стола великолепно исполненный блок сигарет «Кэмел». Кочет осматривает его:
— Печать не тускловата?
— Пока оптовики не жалуются. Проходят как натуральная контрабанда. Как родные, в общем.
Кочет вскрывает блок, вынимает пачку сигарет, вскрывает ее. Принюхивается к табаку. Старик фыркает:
— И смесь нормальная…
Кочет вынимает одну из сигарет, берет со стола линейку и, надев очки, тщательно измеряет длину сигареты. Щеколдин злится:
— Да в стандарте все. Не хуже чем Филипп Моррис. Поляки шесть фур заказали. Не жалуются.
— По эмвэдэшной сводке сыскари московские только что в Рязанской области цех вроде нашего накрыли. И знаешь, на чем погорели? Сигареты были на два миллиметра длиннее положенного.
— Что еще? По сводкам?
— По дальним областям по табачникам чес пошел.
— Проснулись? Ищут, где подальше? В Москве-то на каждого коммерсанта по три мента. Чем дальше — тем спокойней.
— Да что там спокойного? Четвертые подпольщики уже сгорели… С начала года.
— Ну если бы мы с тобой тут монетный двор открыли, фальшивые доллары печатали — нас бы давно упаковали! И кукуй пожизненно! А так… Ну незаконное предпринимательство… Ну без лицензий… Ну штрафы…
— Ты оптимист.
— Нормальный расчет. В самом худшем виде — максимум пять годков… Условно… Хотя… Если честно? Какая разница? Те же деньги. Пачка — доллар, пачка — доллар. Интересно, а сколько вообще народ на этом дерьме наваривает?
— По тем же сводкам левого курева на полтора миллиарда долларов мимо казны проходит. В год!