Они пересекли пояс крепостных укреплений вокруг столицы Франции, и город показался девушке невероятно грустным, несмотря на красоту домов с фахверковыми стенами, чередовавшихся с новыми постройками сплошь из камня. Путники не особенно смотрели вокруг: суета тут была в общем-то точно такой же, как в любом другом городе, но Мери очень быстро поняла, что крики, раздававшиеся вокруг, не были зазываниями уличных торговцев, да и толпы собирались вовсе не ради того, чтобы посмотреть кукольное или театральное представление. Какие-то люди, взобравшись на подмостки, обращались с речами к зевакам, призывая тех собираться в группы и открыто выражать свой гнев.
Народ голодал. Два или три раза Мери с Корнелем вынуждены были огибать площади, которые собирались пересечь, не решаясь рисковать собственной безопасностью. Возбужденные подстрекателями к бунту люди бросали камни в закрытые ставнями окна булочных и слышали оттуда крики: «Больше нет зерна — больше нет хлеба!» — или мольбы: «Мы тут ни при чем, оставьте нас в покое!»
Путники обменялись тоскливыми взглядами, они и не представляли себе, что ситуация окажется настолько трудной.
Одну из церквей, мимо которой пролегал их путь, как обнаружила Мери, взяли в осаду женщины с детьми на руках и старики. Одни коротали время, сидя на паперти, другие лежали поперек ступенек, как цыгане после ярмарочного представления.
До слуха девушки доносились стоны и жалобы, перемежающиеся с молитвами.
— Во всем эти проклятые гугеноты повинны!
— Кто ж еще, разумеется, они!
Такими репликами обменялись двое мужчин с недобрыми взглядами и хмурыми лицами. К этим двоим Мери с Корнелем в тот момент как раз приближались.
— С тех пор как наш король отменил Нантский эдикт[2]
, все и пошло прахом! — продолжил первый.— О чем тут спорить! — согласился второй. — Эти безбожники нас попросту сглазили. Я убежден, они душу продали дьяволу, лишь бы отомстить нам за то, что мы добрые католики!
— Давай-ка объедем их, — предложил Корнель, направляя своего коня подальше от разгорающейся, как он чувствовал, смуты.
Эти двое мужчин своими дурацкими речами способствовали росту волнений в городе, и без того забродившем, как плохое вино. С каждым днем здесь умножались убийства, насилие, грабежи. И вооруженные патрули лейтенанта королевской полиции господина Ла Рейни ничем тут помочь не могли, хоть и пытались поддерживать порядок, разгоняя толпы.
Прямо перед Корнелем и Мери в людском потоке, заполнившем улицу, какая-то женщина закричала:
— Держите вора! Держите! Держите его!
Мери видела, как из ниоткуда возникли стражники в красных мундирах и погнались за расталкивавшим людей и лошадей парнем с краденой корзиной на голове — он, наверное, был уверен, что так не потеряет ничего из содержимого.
Корнель вел Мери вдоль этих бурлящих, кишащих народом улиц, избегая только тех, где мостили дороги, и отпихивая саблей несчастных, хватающихся за стремена его лошади в тщетной надежде сорвать подвешенный к поясу всадника кошель.
Он остановился в центре квадратного двора с колодцем, украшенного жардиньерками. Портик дома словно бы провис под тяжестью клематиса, а женщина, вышедшая на крыльцо, показалась Мери столь же милой и приветливой, как и фасад ее двухэтажного жилища. Всадники отвели лошадей в находившуюся слева конюшню и поручили их заботам конюха с простым, добрым лицом.
Маргарита Тюрсан, нахмурив брови, вытирала руки о фартук. Когда приезжие подошли ближе, она наконец узнала племянника и воскликнула:
— Господи ты боже мой! Филипп, неужели это ты?
Минуту спустя они уже пылко обнимались, Мери же никак не могла отойти от изумления: надо же, у Корнеля, оказывается, есть имя, а она-то никогда его не слышала! Она подошла, когда тетушка с племянником оторвались друг от друга.
— Тетя Маргарита, это Мери!
— Мери? — Тетушка наморщила лоб, с подозрением всматриваясь в матроса.
— Это долгая история, — улыбнулся Корнель. — Скажи, у тебя осталась хоть одна меблирашка, которую мы могли бы снять?
— Увы…
— Так-таки ни одной? И даже комнаты нет?
— Ах, если бы я знала раньше!.. — Она призадумалась, затем лицо ее просияло: — А ведь есть одна квартирка, только там еще не закончен ремонт. Она будет готова дней через десять, не раньше, ну разве что ты поможешь… А до тех пор я поселю вас в бывшей комнате Дени. Там сейчас кладовая, но в последнее время запасов так мало, что два матраса легко в ней поместятся. Я хотела бы предложить вам что-нибудь получше, дети мои, но… Но пока — все равно добро пожаловать! Вы ужинали? — спросила она, обнимая Мери за плечи, ее задорный, смеющийся взгляд и улыбка были точь-в-точь, как у Корнеля.
Хозяйка пригласила гостей следовать за ней, и Мери услышала, как она шепчет на ухо племяннику:
— Твоя матушка могла бы написать мне, что ты женился. Ну и как я выгляжу в глазах твоей жены?
К величайшему удивлению девушки, Корнель всего лишь засмеялся и поцеловал тетку:
— Не волнуйся ни о чем — Мери не придает никакого значения таким пустякам!