Леди-пират

— А сейчас я хочу любить тебя… И чтобы ты меня любил… В последний раз — для того, чтобы я унесла с собой хоть немножко огня, который загорается в твоих глазах, когда ты страстно этого хочешь!

Вместо ответа он взял ее на руки и понес к лестнице.

На рассвете, решив не длить тягостных минут прощания, Мери на цыпочках вышла от Форбена. Миновала, не заходя, дом Корнеля и — с деньгами в кармане, с саблей на боку — устремилась по римской дороге, которая приведет ее в Париж. Устремилась с тяжелым сердцем, но ни о чем не жалея.

15

Мощеная дорога протянулась меж убогих полей, размытых ливнями, затопившими Европу. Идя по обочине, Мери видела, что ущерб, нанесенный дождями, огромен. А в Бресте и не успела ничего такого заметить… Правда, уж слишком мало она там пробыла, чтобы судить о таких вещах. Но здесь целые поля пшеницы были загублены, колосья гнили на корню. И пусть даже везде суетились мрачного вида крестьяне, ясно было: голод неминуем, и начнется все очень скоро. По телу пробежала дрожь от увиденного. Значит, и цены взлетят: всегда же так…

Денег у нее с собой совсем мало, эдак того и гляди в нищету впадешь! А чтобы достичь своей цели, надо уметь пустить пыль в глаза — для этого деньги пригодились бы… Она вздохнула, подумав, что упрямство вернее доведет ее до погибели, чем до взлета, но не возвращаться же назад! Нет, она не станет, не может. Мери решила, что все равно следует побыстрее разделаться с отчаянием и взять себя в руки, а чтобы сделать это было легче, ускорила шаг, примериваясь к движению двухколесных повозок, которые тащили за собой быки.

Она даже насвистывать начала, шла и шла себе, стараясь держаться в русле бесконечного потока всадников, телег, карет и пеших странников, направлявшихся в столицу, приглядываясь к тем, кто двигался в обратном направлении. «По крайней мере, так я окажусь в большей безопасности, если вдруг из лесу выскочат какие-нибудь бродяги и захотят меня ограбить!» — решила она. При этой мысли рука ее машинально потянулась к двум подвескам. Погладила их. И Мери сразу вспомнила, как Форбен в их последнюю ночь любви вдруг стал расспрашивать, а что это за нефритовый «глаз»: ему украшение показалось безвкусным, потому и удивлялся, с чего это Мери придает ему такое значение. И разволновался, когда она объяснила.

«Ну и ладно, — продолжала она размышлять. — Пусть эта подвеска некрасивая, я же могу не показывать ее никому, прикрывая повязкой на груди».

Что же до саламандры, эту вещицу Форбен посоветовал припрятать, чтобы не украли.

Солнце пыталось робкими лучами пробить тяжелые тучи, когда приближающийся за спиной конский топот заставил Мери прижаться к обочине, тем не менее она продолжала двигаться вперед. К величайшему ее изумлению, лошадь остановилась рядом с ней, и пришлось поднять голову на дружелюбный голос:

— Вот так вот — даже без прощального поцелуя, матросик?

Лицо Мери просияло — Корнель, который, похоже, чувствовал себя в седле так же уверенно, как на палубе корабля, спрыгнул на землю. Когда же Мери подивилась тому, как это им удалось встретиться, он поторопился объяснить:

— Форбен поручил мне тебя проводить.

Сердце девушки переполнилось ребяческой гордостью: известно же, что Форбен расстается с Корнелем только в случае крайней необходимости! Что бы он там ни говорил, он ее любит, любит и не захотел потерять ее вот так, сразу и насовсем! Значит, все еще возможно, и просто надо подождать! Пусть время пройдет…

Корнель протянул ей уздечку второй оседланной лошади — она бежала за ним на привязи, но вместо того чтобы сесть верхом, Мери продолжила путь на своих двоих. Они долго шли рядышком, и каждый наслаждался простым удовольствием обрести спутника.

Когда неожиданно явился капитан и отдал приказ присмотреть за Мери, Корнель не колебался ни минуты. Форбен пересказал другу последний разговор с девушкой, упомянул и о решении, ею принятом. Матрос давно подозревал: именно этим дело и кончится, и теперь гордился, что знает Мери лучше Форбена, имеющего возможность расточать ей ласки. Их сообщничество, их долгие разговоры на борту «Жемчужины» как нельзя лучше этому поспособствовали. Форбен снабдил его приличной суммой, а Корнель заверил капитана, что они с Мери смогут рассчитывать на приют у его тетушки в течение всего того времени, которое понадобится девушке, чтобы достичь цели. Если она, конечно, сможет ее достичь.

«Это мой прощальный подарок, — печально, но решительно сказал напоследок капитан. — Позаботься о ней. И возвращайся только тогда, когда она будет вне опасности».

У Корнеля была и еще одна причина догнать беглянку. Раз уж капитан больше ее не хочет, ему-то какой резон отказываться? Ему, в отличие от Форбена, ничто не помешает ее любить. Тем более что он совсем не торопится к Средиземному морю.

— Мы далеко идем? — спросил Корнель спустя какое-то время, притворяясь, что ничего об этом не знает.

— В Сен-Жермен-ан-Лэ, — со вздохом ответила Мери, все еще обдумывая, как ей удастся там обосноваться.

— Ну, дорогая моя, этак мы никогда туда не доберемся!