Леди-плутовка

Его улыбка померкла. Глаза сверкнули. Он накрыл ее губы своими.

Голова кружилась, но она кое-что вспомнила.

– Как насчет…

Она позволила вовлечь себя в новый поцелуй.

– …этого вздора, что ты хочешь быть другим?

– Если не желаешь, чтобы я стал другим…

Он развязал тесемки мальчишечьей рубашки.

– …тогда я буду дураком, если захочу оказаться в ином месте или с кем-то еще.

– Льстец, – рассмеялась она.

– Ты и понятия не имеешь какой.

Золото света превратило его глаза в темное пламя.

Не было больше ни каменной скамьи, ни уворованного мгновения. Да, они вломились в герцогский дом, а в потайной комнате оставалось множество других картин, не попавших в дома покупателей, но сейчас это не имело значения: была ночь, они лежали в постели. Кроме того, здесь они могли обнажиться, не боясь чужих глаз. Можно было никуда не спешить.

– Твоя щиколотка.

Он оглядел щиколотку и все ее тело.

– Лучше не напрягать ее.

– О, – пробормотала она, отвлекаясь на его медленные поглаживания под ее рубашкой. – Мы и твою ногу не можем напрягать.

Его лицо озарилось хищной улыбкой:

– Тебе лучше оседлать меня.

– Оседлать? – Ее лицо вспыхнуло: – Хорошая мысль.

Они целовались, расстегивали одежду, снимали… и все в жадной путанице рук и губ.

Каждый раз он видел ее иной и каждый раз пробуждал в ней нечто новое.

Она никогда еще не прокладывала дорожку из поцелуев по мужскому телу. Никогда не перекидывала ногу через мужчину: грудь к груди, сердце к сердцу, плоть к плоти. Две половинки раковины, наконец, закрылись. И оказалось, что они идеально подходят друг к другу. Он согревал ее своим теплом, темные волосы на его груди щекотали ее чувствительную кожу.

– Ну конечно, терзай раненого! – простонал Каллум. – Если хочешь видеть меня мертвым, было бы менее жестоким снова подстрелить меня.

Она рассмеялась и приподнялась на руках, сидя почти на его коленях, но не совсем, чуть повыше. Она была голой и невыносимо соблазнительной, совсем как женщины на старых картинах, стройная в одних местах и пухленькая в других.

А Каллум становился все нетерпеливее в своих желаниях. Он проверил ее готовность кончиком пальца, нашел и потеребил твердый бугорок наслаждения.

Изабел тихо ахнула и застонала.

– Шшш, – прошептал он. – Молчи. Не стоит привлекать внимание полиции.

Она сжала губы, подавляя смех. Но молчать было трудно, когда он касался ее так пылко. Каллум поднял голову, чтобы требовательными губами захватить сосок. Легкий укус – и она вздрогнула, не в силах больше выносить сладостные муки. Приподнялась и опустилась на его плоть. Она была тугой и тесной, и он наполнял ее, проникая все глубже, пока она не села ему на живот.

– Боже милостивый, – выдохнул он. – Ты… Ты просто… я чувствую…

– Знаю, – кивнула она. – Ты чувствуешь, и я просто…

В этом и была вся суть: они чувствовали и просто… просто были вместе.

Изабел снова наклонилась, чтобы переместить вес на руки, и стала раскачиваться, позволяя ему почти выскальзывать, а потом снова вбирая в себя, заставляя стонать. Он тяжело дышал, на мышцах выступили жилы, но он снова и снова входил в нее.

– Хочу твои губы, – ахнула она.

– Все, что пожелаешь.

Он изогнулся. Подоткнул под голову подушку, так что теперь мог держать ее бедра и обхватить сосок губами.

Он стал сосать, время от времени пощипывая другой сосок.

Она зарылась лицом в его волосы, вдыхая его запахи: портвейн, густой и сладкий, простое мыло, жаркий запах соития. Он наполнял ее тело, ее чувства, и она с готовностью покорялась.

Ее пронизывали молнии наслаждения. Пронизывали снова и снова.

Слова были не нужны. Только поцелуи, стоны, гортанные смешки, когда кто-то находил новые места для поцелуев, для прикосновений. Мокрые от пота, пропитанные желанием, они подстегивали друг друга: дальше, теснее, сильнее, быстрее, – пока гигантская волна наслаждения не поглотила их, оставив задыхаться в объятиях друг друга.

И как столетиями раньше, в музыкальном салоне герцога, она прижалась к его груди, положила голову на плечо.

Каллум обнял ее, поцеловал веки, макушку.

– Я держу тебя. Спи, Изабел. Останусь так долго, как только смогу.

– Дольше, – пробормотала она, убаюканная его ласками, и погрузилась в спокойный сон.

Когда Изабел проснулась, Каллума не было, но это и к лучшему, поскольку горничная пришла в обычное время, как раз когда Изабел встала и метнулась в другой конец спальни, чтобы накинуть халат. Селеста была бы шокирована, застань мужчину в спальне госпожи. Настоящая чопорная англичанка, горничная была лет на десять старше Изабел. Женщины симпатизировали друг другу, хотя Изабел не была так откровенна с ней, как другие дамы со своими горничными.

Она уже очень давно не была ни с кем откровенна.

В комнате вообще не осталось никаких признаков присутствия Каллума. Да и ее сапожки были убраны. Пропитанная кровью шаль и мальчишечья одежда исчезли. Даже графина с портвейном не было, хотя она собиралась приказать его вымыть.

Должно быть, он успел точно запомнить, какой была комната до его появления, и вернул ее в прежнее состояние.

– Ох уж эти полицейские, – буркнула Изабел себе под нос.

Неужели ей все это привиделось?