Он плакал и потом, но не часто. Мало что в этом мире могло сравниться с вынужденным убийством отца.
Клинок серафимов у него в руке давно погас. Джулиан отбросил его в сторону, когда Эмма подошла ближе. Она взяла его за руку, и в этом жесте не было ни капли страсти, ничего, что напомнило бы им о прошлой ночи на пляже, лишь полная нерушимость дружбы, которая связывала их больше десяти лет.
Джулиан посмотрел на нее, и она увидела благодарность в его глазах. На мгновение в мире не осталось ничего, кроме них двоих, кроме их размеренного дыхания. Палец Джулиана танцевал по запястью Эммы: «С-П-А-С-И-Б-О».
– Малкольм сказал, тебе есть что нам рассказать, – произнес Марк. – И ты с ним согласился. О чем речь? Если мы оставим детей еще хоть на минуту, они поднимут бунт.
Джулиан кивнул, выпрямился и отошел от колонны. Он снова стал спокойным старшим братом, бравым солдатом, человеком, у которого всегда был план.
– Я объясню им, что к чему. А вы подождите меня в столовой, – сказал он. – Малкольм прав. Нам надо поговорить.