Леди Полночь

– Джулиан, – прошептала Эмма, запутавшись пальцами в его волосах. Он застыл и долго не двигался, а затем порывисто втянул в себя воздух и поднял голову.

– Во имя Ангела, Эмма, – хриплым шепотом сказал он, – зачем ты это сделала?

Эмма поморщилась, и он тотчас вскочил на ноги.

– Тебе нужны новые целебные руны, – заявил он. – Само собой – какой я дурак! – само собой, тебе нужны руны.

И правда: все тело болело. Кое-где боль была тупой, кое-где – острой. Эмма дышала так, как учила ее Диана, – медленно, ровно. Джулиан тем временем вытащил стило.

Он сел на кровать рядом с ней.

– Не шевелись, – сказал он и прикоснулся стилом к ее коже. Боль отступила.

– Ты давно… Давно ты очнулся? – спросила Эмма.

Джулиан отложил стило на тумбочку.

– Если ты хочешь знать, видел ли я, как тебя секут, то нет, – мрачно ответил он. – Что ты помнишь?

– Я помню, как пришли Гвин и остальные… Иарлаф… Кьеран. – Она вспомнила жаркое солнце и дерево с корой цвета крови. И разноцветные глаза – черный и серебристый. – Кьеран и Марк любят друг друга.

– Любили, – кивнул Джулиан. – Не знаю точно, что теперь чувствует к нему Марк.

Эмма вздохнула.

– Я уронила Кортану…

– Марк занес ее в Институт, – сказал Джулиан таким тоном, который ясно давал понять, что Кортана заботила его меньше всего на свете. – Боже, Эмма, когда я очнулся, посланцы уже ушли, а ты лежала на земле и истекала кровью. Марк пытался поднять тебя, и я подумал, что ты мертва. – В его голосе не было ни намека на отстраненность, только ярость и дикость, которые никогда прежде не ассоциировались у Эммы с Джулианом. – Они высекли тебя, Эмма, ты понесла наказание, предназначавшееся Марку и мне. Я не могу смириться с тем, что ты это сделала. Ты понимаешь? Я не могу с этим смириться… – Его голос пылал от чувств, как разбушевавшийся огонь. – Как ты могла?

– Марк не вынес бы этого наказания, – ответила Эмма. – Оно бы его сломало. А я не смогла бы смотреть, как секут тебя. Это сломало бы меня.

– Думаешь, я чувствую иначе? – спросил Джулиан. – Думаешь, я не провел здесь весь день и не умирал от того, как сердце мое обливается кровью? Я лучше отдам руку на отсечение, чем позволю тебе, Эмма, потерять хоть волос.

– Дело не только в тебе, – сказала она. – Дети… Они ведь знают, что я всегда лезу в самое пекло, что мне не впервой получать ранения. Они думают: ну вот, Эмма опять вся изранена, опять вся в бинтах. Но на тебя они смотрят совсем не так, как на меня. Если бы ты сильно пострадал, они бы испугались. И я не могла вынести даже мысли об этом.

Руки Джулиана сжались в кулаки. Эмма видела, как бьется пульс у него на запястьях. Она вдруг вспомнила о граффити, которое увидела однажды на пирсе Малибу: «Сердце – это оружие размером с кулак».

– Боже, Эмма, – произнес Джулиан, – что же я с тобой сделал…

– Они и моя семья, – сказала Эмма. Ее душили чувства, но она пыталась справиться с собой.

– Порой мне хочется… мне хотелось… чтобы мы поженились и они стали бы нашими детьми, – быстро пробормотал Джулиан, склонив голову.

– Поженились? – пораженно повторила Эмма.

Он посмотрел на нее. Его глаза пылали.

– Почему ты считаешь, что…

– Ты любишь меня меньше, чем люблю тебя я? – закончила за него Эмма. Джулиан поморщился от этих слов. – Ты сам так сказал. Я ведь сказала тебе на пляже, что я чувствую, но ты ответил, что не чувствуешь того же.

– Я не…

– Я устала от того, что мы лжем друг другу, – перебила Эмма. – Ты понимаешь? Джулиан, я больше так не могу.

Он запустил пальцы себе в волосы.

– Я просто не могу представить себе, что все заканчивается хорошо, – признался он. – Я вижу лишь сплошной кошмар, в котором все разваливается на части и я тебя теряю.

– Но я и сейчас не твоя, – возразила Эмма. – Во всяком случае, не том смысле. Не в истинном смысле.

Эмма попыталась сесть на колени. Спина болела, руки и ноги тянуло, как будто она пробежала марафон.

Глаза Джулиана потемнели.

– Тебе еще больно? – Он пошарил на тумбочке и протянул ей небольшой флакон. – Вот, Малкольм приготовил это для меня. Выпей.

Флакон был полон золотистой жидкости. На вкус она немного напоминала выдохшееся шампанское. Проглотив ее, Эмма почувствовала, как тело на мгновение оцепенело, а потом боль рассеялась и на смену ей пришла прохладная текучая энергия.

Джулиан забрал у нее флакон и бросил его на кровать. Он подхватил ее одной рукой под колени, а другой под плечи и поднял с кровати. Эмма удивленно прильнула к нему. Она слышала, как бьется его сердце, чувствовала запах мыла, и краски, и гвоздики. Его волосы мягко касались ее щеки.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Ты должна пойти со мной, – напряженным голосом ответил он, как будто собираясь с силами перед каким-то ужасным поступком. – Ты должна кое-что увидеть.

– Такое впечатление, что ты серийный убийца, который прячет у себя в комнате морозилку, полную отрубленных рук, – пробормотала Эмма, когда он плечом открыл дверь.

– Пожалуй, Конклаву бы это понравилось больше.