– Я искал верное заклинание, – сказал Малкольм. – Все это время я потратил на изучение чар. Я строил план. Я забрал тело Аннабель из ее гробницы и перенес его на точку пересечения. Я основал секту Слуг Хранителя. Белинда стала первой убийцей. Я выполнил ритуал – опалил тело и погрузил его в воду, нанес на него письмена – и почувствовал, как Аннабель пошевелилась. – Его глаза сияли сиреневым светом. – Я понял, что возвращаю ее к жизни. После этого ничто уже не могло меня остановить.
– Но зачем нужны письмена? – Эмма прижалась спиной к стене. Рука дрожала под тяжестью канделябра. – Зачем это стихотворение?
– Это послание! – воскликнул Малкольм. – Эмма, для человека, который столько твердил о мести, который жил и дышал исключительно ради нее, ты понимаешь слишком мало. Мне нужно было, чтобы Сумеречные охотники все узнали. Мне нужно было, чтобы Блэкторны узнали, кто повинен в гибели младшего из них. Когда люди подводят тебя, заставить их страдать недостаточно. Они должны глядеть тебе в лицо и понимать, почему они страдают. Я хотел, чтобы Конклав расшифровал стихотворение и понял, кто именно несет ответственность за гибель нефилимов.
– Гибель нефилимов? – недоверчиво переспросила Эмма. – Ты безумец. Убийство Тавви еще не означает гибели нефилимов. Кроме того, никто из ныне живущих даже не знает об Аннабель…
– Думаешь, каково мне понимать это? – вскричал Малкольм. – Ее имя забыто! Ее судьба канула в Лету! Сумеречные охотники написали о ней сказку. По-моему, несколько ее родственников сошли с ума – они не смогли вынести того, что сделали с ней, не смогли жить с этой тайной.
«Путь говорит и дальше», – подумала Эмма.
– Если это была тайна, откуда о ней узнал По? Он ведь написал стихотворение, «Аннабель Ли»…
Что-то вспыхнуло в глазах у Малкольма, что-то темное, потаенное.
– Услышав об этом, я решил, что это ужасное совпадение, – сказал он. – Но я никак не мог выкинуть это из головы. Я поехал к поэту, попробовал встретиться с ним, но он уже умер. «Аннабель» стала его последним творением. – Его голос дрогнул при воспоминании об этом. – Шли годы, я полагал, что она в Адамантовой Цитадели. Только мысль об этом и успокаивала меня.
Меня радовало лишь то, что она еще жива. Когда я обо всем узнал, мне не хотелось верить в истину, но стихотворение ее подтверждало – Эдгар По раньше меня выяснил правду у обитателей Нижнего мира. Он узнал, как мы любили друг друга детьми, и как она собиралась ради меня покинуть нефилимов, но ее семья прослышала об этом и решила, что смерть лучше жизни с чародеем. Ее заточили в гробницу возле моря в Корнуолле, ее похоронили заживо! Позже, забрав ее тело, я оставил его у океана. Она всегда любила воду.
Малкольм всхлипывал. Не в силах пошевелиться, Эмма смотрела на него огромными глазами. Его тоска была такой сильной, такой неприкрытой, как будто все это произошло лишь вчера.
– Мне сказали, что она стала Железной Сестрой. Все лгали мне! Все – Магнус, Катарина, Рагнор, Тесса – все они спутались с Сумеречными охотниками и погрязли во лжи! А я слепо оплакивал ее, пока не узнал правды…
Вдруг в коридоре раздались голоса, Эмма услышала торопливые шаги. Малкольм щелкнул пальцами, и позади него вспыхнул фиолетовый огонь, который становился все мутнее, пока не превратился в стену.
Звук голосов и шагов стих. Эмма осталась один на один с Малкольмом в наглухо закрытой пещере.
Она попятилась, сжимая канделябр.
– Я уничтожу руки, – произнесла она, чувствуя, как часто бьется сердце. – Я уничтожу их.
На кончиках пальцев Малкольма зажегся темный огонь.
– Я могу отпустить тебя, – сказал он. – Могу сохранить тебе жизнь. Проплывешь по океану, как ты уже делала раньше. Передашь мое сообщение Конклаву.
– Мне не нужны твои подачки, – тяжело дыша, отрезала Эмма. – Я лучше приму бой.
Малкольм улыбнулся кривоватой, почти печальной улыбкой.
– Эмма, ни ты, ни твой меч, какой бы ни была его история, не сравнятся с чародеем.
– Чего ты от меня хочешь? – громко спросила Эмма и услышала, как ее голос эхом отразился от стен. – Чего ты хочешь, Малкольм?
– Я хочу, чтобы ты поняла, – произнес он сквозь сжатые зубы. – Я хочу, чтобы ты рассказала Конклаву, в чем его вина. Я хочу, чтобы они поняли, что у них руки в крови. Я хочу, чтобы они знали
Эмма смотрела на Малкольма – на этого стройного, высокого мужчину в перепачканном белом пиджаке. На ладонях у него танцевали искры. Он пугал ее и одновременно печалил.
– Твое «почему» никого не волнует, – ответила она. – Может, ты и сделал все это во имя любви. Но если ты считаешь, что это все меняет, ты и сам ничем не лучше Конклава.
Малкольм двинулся к ней, и Эмма метнула в него канделябр. Колдун отпрянул, и канделябр, не попав в цель, с громким стуком упал на каменный пол. Казалось, пальцы отрубленных рук согнулись в попытке защититься. Эмма расставила ноги, вспомнив, как много лет назад в Идрисе Джейс Эрондейл учил ее стоять так, чтобы ее невозможно было свалить.