Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры

Она искренне верила в свое превосходство, неуязвимость и в то, что закон благоволит ее действиям. Данная убежденность являлась неотъемлемой частью ее «я».

Возможно, она убивала, просто чтобы доказать, что может.

Любовь и порох

Сегодня в темных уголках интернета можно найти аргументы тех, кто пытается связать многочисленные преступления Дарьи с разбитым сердцем: история печальная, благозвучная и понятная.

После смерти мужа у Дарьи завязался роман с красивым молодым соседом, капитаном Николаем Андреевичем Тютчевым. Их имения находились по соседству. Все крепостные знали об их связи. Однако счастье оказалось коротким. Пара рассталась накануне Великого поста 1762 года, когда Дарье исполнилось почти тридцать два года.

Капитан недолго оставался в одиночестве, и Дарью очень оскорбил этот факт. Потом она узнала еще кое-что. Мало того что новая избранница бывшего возлюбленного была моложе ее, так капитан еще и собирался жениться на этой смазливой выскочке. Такого унижения Дарья вынести не могла. Она долго размышляла, как отомстить, и наконец пришла к безумному решению: придется их взорвать.

Ослепленная жаждой мести, Дарья послала одного из людей закупить два килограмма пороха.

Затем смешала с серой и завернула в конопляную ткань. После велела своему крепостному спрятать горючую смесь у дома новой женщины бывшего возлюбленного и затаиться в ожидании капитана. Слуге приказали поджечь дом, когда влюбленные скроются внутри, и тем самым пустить их на воздух прямо в разгар «преступного» свидания.

Даже заматеревших слуг Салтыковой план поверг в ужас. Первый, которого послали на дело, попросту отказался, так что по возвращении был избит до полусмерти. После помещица отправила его обратно, на этот раз в компании второго, но те опять вернулись ни с чем, заявив, что попытки устроить пожар не увенчались успехом. Дарья с раздражением сменила тактику. Если с пожаром ничего не выходит, может, организовать разбойное нападение? Она приказала новой группе крепостных устроить засаду у дороги. Дождавшись нужной кареты, они должны выскочить и забить Тютчева и его даму до смерти.

Тут крепостные решили, что единственный способ положить конец безумным фантазиям – тайком сообщить капитану о замыслах Дарьи. Так они и поступили. Он немедленно обратился в полицию и предъявил обвинение бывшей возлюбленной.

Когда полицейские пришли к Дарье, чтобы задать пару вопросов, она не повела и бровью. «Я не приказывала крестьянам Иванову и Леонтьеву поджечь дом мадемуазель Панютиной, равно как не приказывала никому другому их избить», – холодно заявила она. Салтыкова утверждала, что в заявленное время вообще болела и находилась в московском имении в компании священника. Иными словами, была правильной, набожной женщиной, которой и в голову бы не пришло никому мстить, как бы сильно ее ни предали.

Очевидно, Дарью и впрямь несколько расстроило поведение капитана. Однако разбитое сердце не могло превратить ее в жестокую серийную убийцу. Она начала убивать крепостных задолго до этих событий. Просто это очень удобное объяснение. Словно для того, чтобы решиться на подобные преступления, сперва должно произойти событие, из-за которого она обезумела бы.

Собственно, именно безумием часто и объясняют поведение Дарьи.

Узнав о ее преступлениях, жители Москвы решили, что она сумасшедшая.

И до сих пор люди гадают, так ли это. (Наверняка каждого серийного убийцу в истории в тот или иной момент обвиняли в сумасшествии. Иначе как объяснить осознанные, бесчеловечные и многократные проявления насилия?) Дарья же создает впечатление не безумной, а до ужаса последовательной и рассудительной женщины. История с капитаном демонстрирует пугающюю изобретательность, способность к планированию и рациональность: она приобрела необходимые материалы, смогла пересмотреть первоначальный план и без малейших колебаний заявила о собственной невиновности. Если служанка плохо убирала дом, она заслуживала смерти. Если конюх жаловался властям, он заслуживал смерти. Крепостные были ее собственностью, и она вправе давать оценку их работе. Салтыковой это казалось совершенно логичным.

Как бы то ни было, безумие и логика всегда шли рука об руку. Писатель Гилберт Кит Честертон однажды упомянул «исчерпывающую логику теории сумасшедшего»[17]. Он сказал, что сумасшедшему «не мешают ни чувство юмора, ни милосердие»[18]. Дарье вот точно не мешало милосердие, впрочем, как и что бы то ни было другое. Если ей вдруг приходило в голову подорвать бывшего, она не желала слышать, что это «сумасшествие». Женщины лишь хотела знать, что нагие тела предавшего ее возлюбленного и подлой соперницы скворчат в огне, как свиньи на вертеле. Если она приказывала слугам что-то сделать, то ожидала, что приказы выполнят без лишних вопросов. Господь Всемогущий! Ее совсем, что ли, никто не слушает?