Ледяная трилогия

— До свиданья, наш плюшевый Мишка!

Илона встала, потянулась. Лапин взял ополовиненную бутылку. Они двинулись к выходу через танцующую толпу.

В гардеробе получили одежду. Вышли в полутемный проход с грубыми стенами из сваренных стальных кусков. Здесь маячили редкие фигуры.

— Уаах! Холодно… — Илона поежилась. Пошла вперед. Лапин обнял ее. Грубо и неловко притянул к себе.

— Нежности? — спросила Илона.

Лапин стал целовать ее тонкие холодные губы. Она ответила. Свободной рукой он сжал ее грудь. Бутылка выскользнула из другой руки. Разбилась возле их ног.

— Блин… — вздрогнул Лапин.

— Ауч! — посмотрела вниз Илона.

Лапин рассмеялся:

— Стекло во множественном числе… а по-русски — вдребезги.

— Гуляем? — спросил какой-то парень. Сидел на корточках у стены. Курил.

— Давай новую возьмем? — дохнул ей в ухо Лапин.

— Хватит! — Илона с силой наступила темно-синей платформой на осколки. Осколки хрустнули.

Она взяла Лапина за руку. Потянула к выходу из прохода:

— Шампанское — штука хорошая. Но там будет круче.

Лапин задержал ее:

— Подожди…

— Чего? — остановилась она.

Он обнял ее. Замер, прижавшись. Они постояли минуту.

— Холодно, — тихо усмехнулась Илона.

— Подожди… — Голос Лапина задрожал.

Она замолчала. Лапин прижался к ней и вздрагивал.

— Ты чего? — Она слизнула языком слезу с его щеки.

— Так… — прошептал он.

— Чего, кумарит, что ли?

Он отрицательно покачал головой. Шмыгнул носом:

— Просто… как-то херово.

— Тогда поехали. — Она решительно взяла его за руку.

Любка

23.59. Квартира Андрея. Кутузовский проспект, д. 17

Спальня со светло-сиреневыми стенами. Широкая низкая кровать. Приглушенная музыка. Полумрак.

Голая Николаева сидела на голом Андрее. Ритмично покачивалась. Грудина у Николаевой была перевязана шелковым платком. Но обе груди были свободны. Андрей курил: 52 года, полный, толстолицый, с залысинами, с волосатой грудью, татуированным плечом и короткими пухлыми пальцами.

— Не спеши, не спеши… — пробормотал Андрей.

— Хозяин барин. — Николаева стала двигаться медленней.

— Грудь у тебя клевая.

— Нравится?

— Ты ничего с ней не делала?

— Нет, что ты. Все мое. О-о-о… сладкий хуище какой…

— Достает до кишок? — Он выпустил дым ей в грудь.

— Ох… еще бы… ой… Жаль, что сегодня в попку нельзя…

— Почему?

— Бо-бо.

— Геморрой?

— Да нет… ой… последствия… ой… аварии…

— Как же ты так приложилась? Под машину попасть… ой, бля… надо же умудриться… я дорогу когда перехожу, раза четыре оглянусь… ой, не спеши…

— О-о-о… класс… о-о-о… Андрюш… о-о-о… ай!

— Не спеши, говорю.

Николаева взяла себя за бедра. Опустила голову. Тряхнула волосами. Осторожно двинула задом. Потом еще. Еще.

Андрей сморщился:

— Ой, бля… уже… Алька, сука… я же говорил — не спеши! Щас брызнет! Нет! Сдави, сдави там! Блядь! Слезь! Ну, на хуй так вот делать по-подлому?

Николаева моментально спрыгнула с него. Схватила одной рукой его обтянутый презервативом член. Другой сильно нажала в промежуток между анусом и яйцами:

— Извини, Саш… то есть… Андрюш…

— Сильней, сильней дави!

Она нажала сильнее. Он застонал. Дернул головой.

— Теперь отвлеки, отвлеки, на хуй…

— Как, Андрюшенька?

— Ну, расскажи чего-нибудь…

— Чего?

— Ну, смешное чего-нибудь… давай, давай, давай…

— Анекдот?

— Что-нибудь… ой, бля… давай, давай…

— Я не помню анекдоты… — Николаева почесала бритый лобок. — А! Вот заебательский случай, мне Сула рассказывала. Ее мужик один в пятнадцать лет к себе домой привел, трахнуть хотел, а она не давала, типа — девственница и все такое. Он возился с ней в постели, возился, хуй аж дымится ну там часа два, а она все ноги не разводит. Потом он говорит: давай в попку тебя трахну. Н у, давай. Подставила ему. Он как ввел, так сразу и кончил — терпеть уже сил нет. А спермы там — до хуя! Как полилась внутрь, как будто клизму сделали. Он отвалился. А Сула, представляешь, сразу встала, присела и на персидский ковер ему насрала! Пока он еблом щелкал, оделась и — деру!

— Ой, бля… Аль, давай… я все равно не могу…

— Щас, милый. — Она села на него. Ввела член во влагалище. Стала быстро двигаться. Взяла рукой яйца.

— Да… да… вот… — забормотал Андрей. Замер. Сжал кулаки. Выкрикнул. Стал бить Николаеву кулаками по бокам: — Да! Да! Да!

Она закрывалась руками. Двигалась. Взвизгивала.

Андрей перестал бить. Руки его бессильно упали на кровать.

— Ой, бля… — Он потянулся к пепельнице. Взял недокуренную сигарету.

— Как? — Николаева облизала его розовый волосатый сосок.

— Ой… — Он затянулся. — Аж искры из глаз…

— Ты такой классный… — она гладила его плечи, — такой кругленький… как Винни-Пух. А член — ваще. Я сразу кончаю.

Он усмехнулся:

— Не пизди. Налей вина.

— Силь ву пле. — Она протянула руку. Вынула из стеклянного ведерка со льдом бутылку белого вина «Pinot Grigio». Налила в бокалы.

Андрей взял бокал. Приподнял потную голову. Опустошил бокал. Откинулся на кровать:

— Ой, бля… клевая ты телка…

— Приятно слышать.

Он посмотрел в пустую пачку из-под сигарет:

— Сходи на кухню, там сигареты на полке.

— Где?

— Рядом с вытяжкой. Полка там стеклянная.

— Андрюш, можно я сперва в душ?

— Давай. Я сам схожу.