Ледяная трилогия

Ледяная грудь Любки БЕССЕРДЕЧНА. Николаева рыдает. Она понимает, что это уже НИКОГДА не исправить. Она слышит удары своего сердца. Оно живое, теплое и УЖАСНО дорогое. Ей от этого еще больней и горше. Она вдруг понимает, как ПРОСТО быть мертвым. Ужас и скорбь переполняют ее. Горячая моча струится по ногам.

Николаева проснулась.

Лицо ее было в слезах. Тушь ресниц потекла.

Рядом с ванной стоял Андрей в красно-белом махровом халате.

— Ты чего? — недовольно спросил он.

— А? — всхлипнула она. И снова разрыдалась.

— Чего случилось? — сонно нахмурился он.

— Мне… это… — всхлипывала она, — подружка приснилась… она… ее… убили полгода назад…

— Кто?

— Да… какие-то торгаши с рынка… азера какие-то…

— Ааа… — почесал он грудь. — Слушай, я спать хочу. У меня завтра стрелка важная. Деньги в кухне на столе.

Он вышел.

Николаева вытерла слезы. Вылезла из ванны. Глянула в зеркало:

— Господи…

Долго умывалась. Вытерлась. Завернулась в большое полотенце. Вышла из ванной.

В квартире был полумрак. Из спальни раздался храп Андрея.

Николаева на цыпочках прошла в спальню. Нашла свои вещи. Прошла на кухню. Здесь горела только лампа в вытяжке над плитой. На столе лежали двести долларов.

Николаева оделась. Убрала деньги в кошелек. Выпила стакан яблочного сока. Вышла в прихожую. Надела плащ. Вышла из квартиры. Осторожно захлопнула за собой дверь.

Верхняя губа

2.02. Съемная квартира Комара и Вики. Олений вал, д. 1

— Кулаком поработай слегка. — Комар перетянул предплечье Лапина жгутом.

— Чего ему работать — и так все на виду, — усмехнулась Вика. — Мне б такие веняки!

— Комар, сука, меня первой вмазал бы! — зло смотрела Илона.

— Гостю — первый квадрат, ёптеть. Тем более — он банкует… — Комар попал иглой в вену. — Бля, сто лет не видал незапоротых канатов.

— Илон, а ты чо, правда на «Ленинграде» была? — спросила Вика.

— Ага… — Илона смотрела на руку Лапина.

— Угарно?

— Ага.

— А чего они давали? Старое?

— Старое! Старое! Старое!.. — зло затрясла кистями Илона.

Комар потянул поршень на себя: 27 лет, бритоголовый, большеухий, худой, сутулый, длиннорукий, с сильно заострившимися чертами лица, в рваной синей майке и широких черных штанах.

В шприце показалась кровь. Комар дернул конец завязанного жгута. И плавно ввел содержимое шприца в вену Лапину:

— Дома.

Вика протянула кусочек ваты: 18 лет, смуглая, маленькая, пухловатая, длинноволосая, фиолетовые брюки из полиэстера, голубая водолазка.

Лапин прижал вату к вене. Согнул руку в локте. Откинулся на замызганную подушку:

— Ой, бля…

— Ну? — улыбнулся Комар.

— Да… — с трудом разлепил губы Лапин и улыбнулся. Смотрел в потолок с ржавыми потеками.

— Комар, сука, ты вмажешь меня, наконец?! — вскрикнула Илона.

— Нет проблем, мадам. — Комар распечатал новый шприц.

Вика высыпала в столовую ложку белый порошок из пакетика, добавила воды, вскипятила ложку над свечой. Комар набрал из ложки в шприц полупрозрачной жидкости.

Илона сама перетянула себе жгутом предплечье. Села напротив Комара. Протянула руку. На сгибе виднелись редкие следы от инъекций.

— Илон, так я не поняла, они все старое давали? — закурила Вика.

— Не, не только… — раздраженно сжимала и разжимала кулак Илона.

— «Вот будет лето, поедем на дачу. Лопату в руку, хуячим, хуячим»? Да?

— Да, да, да… — зло бормотала Илона.

— А мне нравится у них: та-та-та… кто-то колется, я лично — бухаю, но могу ускориться.

Комар не торопясь нашел место:

— М-да, рыбка, хорошо, что ты не злоупотребляешь.

— Чо я, дура, что ли? — нервно усмехнулась Илона.

— Кто вас, женщин, разберет! — Игла вошла в вену.

Лапин улыбался. Потянулся. Повел плечами:

— Все-таки… это совсем другое…

— Чего другое? — спросила Вика. — Speedball? Конечно! Круче, чем простой герыч!

— Круче. Но не люблю, когда пиздят: speedball, speedball, а сами ни хуя не пробовали… Много у нас разных… ну… посредственных людей… бездарей…

— Почему? — довольно улыбнулась Вика.

— Потому что каждый мудак хочет быть умнее, чем он есть на самом деле. Умнее и авторитетнее. Все прутся от своего авторитета, только об этом и думают. Как будто главная задача человека на земле сводится только к достижению положения в обществе любой ценой, пусть даже ценой чужих страданий.

Вика переглянулась с Комаром.

— Да. Уж чего-чего, а страданий у нас — хоть жопой ешь… — Комар с улыбкой вводил дозу в вену Илоны.

— Ой… — Она закрыла глаза. Согнула руку в локте. Закашляла.

Вика протянула Комару исколотую руку:

— Тут есть еще местечко.

— Только в лоб не дыши.

— Прости, Ком.

Илона потянулась:

— Класс!

Она поцеловала Лапина. Он неуклюже обнял ее.

— Ком, только не спеши. — Вика смотрела на иглу.

— У меня зрачки широкие? — Илона склонилась над Лапиным.

— Да, — серьезно ответил он.

— Красивые? Какой цвет?